На ходу жуя булку и запивая ее кефиром, Эдвард направился к воротам по еще спящему лагерю, где лишь уличные фонари на площади тускло светили себе под нос, а деревья склонились длинными ветвями над аллеями, размышляя о вчерашнем таинственном существе, чем же это могло быть и насколько опасно. Может быть, действительно стоит поспрашивать у местных, может кто-нибудь что-то знает или слышал. Та же самая Славяна здесь вроде как не первую смену, если верить ее собственным словам, так что до нее могли доходить хотя бы слухи о местных животных или полуразумном населении. У ворот же он сейчас собирался проверить рассказ Ольги Дмитриевны по поводу обслуживающего персонала, что сюда должен приезжать каждое утро из окрестных деревень на том же самом автобусе, в котором когда-то сам сюда… телепортировался? Материализовался? Приехал? Здесь уже подходящий глагол подобрать сложно, поскольку о моменте своего появления здесь не помнил совершенно ничего, в этом месте у него словно пробел, заканчивающийся моментом пробуждения, когда открыл глаза и обнаружил себя в роли… будущего пионера!

Конечно, просто стоять и встречать обслугу у ворот выглядело бы глупо, но Эдварду был интересен сам момент их приезда сюда, какая-то часть его сознания подозревала, что автобус просто материализуется здесь время от времени, с такими же новыми посетителями «Совенка», как и он сам, а вот его регулярные приезды и уезды кладут еще одну гирьку на ту чашу весов, что отвечает за реальность этого лагеря и всего происходящего вокруг него. Допив кефир, смял упаковку и забросил ее в ближайшие кусты, а потом, зажав в зубах остатки булки, полез на стоявшее чуть в стороне от ворот дерево, достаточно старое и с большой кроной, чтобы укрыть от посторонних взглядов, и вполне подходящее для того, чтобы наблюдать за автобусной остановкой. Никогда прежде по деревьям не лазил, но это оказалось не сложнее, чем забираться по всевозможным развалинам и обломкам в городских сражениях, где ему приходилось участвовать, главное, следить за балансом и равновесием, остальное уже никаких проблем не вызовет.

Забравшись повыше и убедившись, что отсюда никому не виден, Эдвард прислонился к стволу дерева и, дожевывая булку, начал перебирать в голове те факты, что ему уже известны о лагере, и те, что все еще вызывали сомнения. Делал это скорее для того, чтобы держать сознание в тонусе, сейчас вокруг банально ничего не происходило, только ветер гонял по дороге листочки да шевелил ветви деревьев. Здесь даже немного прохладно, но на подобное Эдвард мог не обращать внимания, не настолько уж и резкая смена температур.

В любом случае, получалось пока не густо, «Совенок» уверенно хранил свои тайны в секрете, давая коснуться их только самым краем, словно заманивая все глубже и глубже в этот водоворот пионерской жизни, сманивая какими-то посторонними размышлениями и эмоциями, не давая только сосредоточиться на главном. И, что хуже всего было, он не знал, как дальше себя вести с Алисой, с тем человеком, что уже казался ему действительно важным, а не просто частью всех этих действительно великолепных декораций. Все происходило словно даже без его участия, в моменты, когда они были рядом, разум словно отключался, оставляя место только эмоциям и случайным восторгам от самых, казалось, малозначительных действий. Логически понимал, что не имел права ни на что подобное, но эмоции словно не слышали голоса разума, раз за разом беря верх в этих ситуациях. Пусть все остается так, как есть и идет своим чередом? Или же… вслух произносить эти слова, даже в мыслях, Эдвард не хотел, поскольку здесь, в «Совенке», ему действительно нравилось. Эта тихая и беззаботная жизнь, которой у него никогда не было и, как сейчас понимал, которой ему очень не хватало. Каждый ведь имеет право на счастье, не так ли?

Остается только понять, какое именно счастье тебе нужно, и дальше просто протянуть руку… Если бы только в этом «Совенке» можно было остаться… Эдвард понимал, что никогда не сможет позволить себе подобного, слишком многое его ждало в родном мире, слишком много невыполненных клятв он там оставил, и не исполнил слишком много обязательств… Может быть, эти несколько дней под настоящим солнцем для него что-то вроде прощального подарка, за которым будет только кровь и смерть? В таком случае ими стоит наслаждаться, а не искать ответы на слишком запутанные вопросы…

– Уху! – у него под ухом раздался тихий шелест крыльев, и совсем рядом на ветку присела небольшая серая пташка с большими глазами и хищно загнутым клювом. Распушив перья, так что стала внешне почти в два раза больше, она повернула голову на бок и повторила, словно удивляясь его присутствию здесь, – Уху!

– Твое место занимаю? – лениво поинтересовался Эдвард, повернув к ней голову, – Ну уж потерпи, я здесь ненадолго… – невероятно глупо разговаривать с неразумным существом, тем более, с диким животным, но не видел в этой мелкой пташке противника, способный отбиться от нее одним движением руки, махнуть только стоит, и во все стороны полетят эти маленькие пушистые перышки.

– Уху! – повторила пташка, отойдя чуть в сторону по ветке, словно прочитав мысли Эдварда, но слишком любопытная, чтобы сразу его покинуть. Чего же тебе надо, животное? В родном мире Эдварда дикие твари либо атаковали, либо убегали при виде человека, по своей природе являясь жестокими хищниками, у которых на роду написано убивать не только по необходимости, но и из-за удовольствия, здесь же экосистема гораздо мягче и столь жесткой конкуренции просто не существует. Тогда же в чем причина столь назойливого внимания?

– Хочешь со мной посидеть? Ну сиди… – Эдвард пожал плечами, время от времени бросая взгляды на остановку, где должен появиться автобус, – Только тише, иначе нас заметят, – он даже приложил палец к губам, не сдерживая улыбки от мысли о том, что разговаривает с какой-то пушистой птахой. Та же удивленно повернула голову на бок и еще раз ухнула, после чего неожиданно перепорхнула ближе к нему, снова повернув голову набок и наблюдая за человеком с искренним любопытством, словно спрашивая: «чего же ты здесь забыл, двуногое?» Даже дала себя почесать по головке одним пальцем, довольно зажмурившись и снова распушившись.