Я удивленно посмотрела на него.

– Нет, не я, у меня на это просто нет времени, – сразу предупредив вопрос, сказал он, – Думаешь, у нас Митчем не было щекотливых ситуаций, но мы справились с этим. А Кирсти с Майком, думаешь, они не уходили в отрыв после каждого разрыва. Или тебе напомнить те три месяца Ави и Сэм, когда они официально разошлись? – А Кевин? – спросила я. – Ну, он же встречался с той рыженькой, Наоми кажется, когда сох по Каре, – ответил он. – Хреновый из меня купидон получается, – прошептала я.

– Ничего подобного. Очень важно встретить в своей жизни своего человека, с которым тебе хорошо во всех аспектах жизни. А секс... Иногда это всего лишь секс, – закончил он и откинулся на спинку скамьи, рассматривая танцующих детей.

– Что ты хочешь мне всем этим сказать? – спросила я. – Заканчивай трепать нервы и себе, и Скотту. Ты все еще любишь его, а он тебя. Вы сами строите стены между вами. Кроме того, у вас есть нечто объединяющее вас, что сейчас целуется с каким-то мальчишкой, – закончил он, указывая на детей.

Я беспокойно перевела взгляд на танцплощадку, но так и не смогла разглядеть, то о чем говорил Дэни. Он же в свою очередь тут же испарился.

– Идиот! – злобно фыркнула я, погружаясь в раздумья о его словах. Из моих мыслей меня выдернул силуэт медленно приближающийся в сторону нашего помоста. Высокий блондин с идеально уложенными волосами, в черном, сразу видно дорогом, костюме, белой рубашке, расстегнутой на две пуговицы сверху, шел медленно к зоне для родителей. Годы нисколько не испортили его привлекательности, лишь синева глубоких глаз теперь все чаще скрывалась за диоптриями стекол очков. Не смотря на два неудачных брака и один недобрак со мной, в остальном у него все складывалось отлично. После того как пару лет назад группа прекратила выступать, все нашли себя в чем-то другом и были вполне счастливы. У Скотта была звукозаписывающая студия, которая приносила немалые деньги. Он спродюсировал несколько недурственных проектов. Плюс у всех них была их а-капелла-школа.

Его неспешное приближение прервал маленький ураган по имени Мэриэнн. С криком:

– Папуля! – она вцепилась в отца руками и ногами, что абсолютно не смутило его и, одарив ее своей белоснежной улыбкой, он крепко обнял ее.

– С Днем рождения, родная! – сказал Скотт и поцеловал Энни в щеку. – Ты выполнишь мое желание? – спросила она его. – Ну, конечно, я же обещал, – ответил он, спуская ее на землю. – Тогда жду вас на сцене, через пятнадцать минут, – пропищала Энн и унеслась прочь.

Скотт подошел ко мне и присел рядом, но все же на расстоянии.

– Здравствуй, Нэтали, – начал он. – Здравствуй, Скотт, – ответила я, украдкой разглядывая его. – Ты не против? Энни попросила нас спеть на ее Дне рождения, – оправдывался он. Я же рассматривала его руки: все те же изящные длинные пальцы, на среднем пальце левой руки аккуратная печатка с черным камнем, безымянный был свободен. На запястье вместо золотых часов, что когда-то дарил Митч, демократичные, но, почти уверенна, не менее дорогие Ulysse Nardin. Я подняла взгляд. В ушах все те же неизменные серьги-пуссеты из черного камня. А еще так хотелось рассмотреть ту тату за ухом. Свел ли он ее? Только сейчас я заметила, что все это время, он смотрел на меня, и молчание продолжалось слишком долго.

Спрятав взгляд в толпе детей, я тихо ответила:

– Я не против. Это ее праздник, кроме того ты все же ее отец. – Ты выглядишь обворожительно, – сказал он. – Ты тоже хорошо выглядишь, – просто ответила я.

Спрятав улыбку, Скотт поднялся со скамьи и сказал:

– Я пойду с ребятами поздороваюсь. – Да, конечно, – тихо ответила я, и он ушел, оставляя меня наедине с моими мыслями. Что я чувствую к нему? Ответ на этот вопрос я знала всегда. Конечно, я все еще люблю его, но вся та боль, что он причинил мне своей изменой... Я так и не смогла найти кого-то для себя. Несколько раз я ходила на свидания, но, буквально, сбегала с них, потому что он тот другой не так шутил, не так был одет или просто глаза были не того цвета... Я успокаивала себя тем, что во всем успешным быть нельзя. У меня была прекрасная дочь, любимая работа, которая кроме немалых денег приносила еще пользу стране и людям, друзья, которые были готовы поддержать в трудную минуту, но ощущение какой-то пустоты, где-то там глубоко внутри, все еще не давало покоя. Каждый раз, когда было совсем хреново, я находила в телефонной книге номер Скотта и почти нажимала кнопку вызова, но гордость брала свое. А потом происходило что-нибудь, что убеждало меня в моем решении. То его видели с молоденькой моделью в холле какого-нибудь отеля, то он объявлял о помолвке с очередной будущей женой. И каждый раз было больно. Из подсознания, словно из прошлого я услышала чуть тихий голос, который выводил такие знакомые слова песни The Baddest Girl. Только прислушавшись, я поняла, что это все происходит не в моей голове. Обернувшись, я заметила, что сижу одна в зоне для родителей. Поднявшись со своего, места прошла к сцене и встала позади всех. Словно не было всех этих лет, словно я снова стою на одном из их концертов и ничего не менялось, не было боли, что мы причинили друг другу, не было обидных слов, брошенных ненароком или специально. Я наслаждалась его голосом...

А потом все прекратилось. Я стояла с полуприкрытыми глазами, обнимая себя за плечи, а кто-то судорожно тряс меня за руки:

– Мам? Мам? С тобой все хорошо? – спрашивала обеспокоенная Мэриэнн.

Очухавшись от наваждения, я улыбнулась ей, обняла ее и тихо ответила:

– Да, все хорошо. – Ты напугала меня. Ты уже полчаса тут стоишь одна, – пробубнила Энн, – Пошли гости разъезжаются, да и я подустала уже. – Конечно, дорогая. Пошли к машине, – сказала я ей.

Мы, обнимаясь, шли к стоянке, где нас ждал заказанный автомобиль, поскольку Саманта с Ави смылись уже давно. Затащив кофр с бас-гитарой на заднее сиденье, Мэриэнн забралась и ждала меня.

– Мам, ну где ты там? – послышался капризный голос дочери из машины.

Я окинула взглядом пустую стоянку и села в салон. Энни, свернувшись клубочком, легла мне на колени. Я гладила ее по голове и рассматривала ночной пейзаж за окном автомобиля. В душе снова была эта гнетущая пустота.

– Мам? – позвала меня дочь. – Да, милая, – ответила я. – Ты никогда, никогда не простишь папу? – спросила она. – Не знаю, дорогая, – ответила я. – Даже через миллион миллионов лет? – не унималась она. – Ну, думаю, что через миллион миллионов лет все же прощу, – с улыбкой ответила я, понимая, что не смотря на все академические успехи, она все же в сущности еще ребенок. – Тогда я подожду, – сонно промямлила она и засопела.