– Разбежался, – шатенка стиснула его запястье и повлекла через поле по уличным подворотням.

Пройдя несколько кварталов, она толкнула Мишу к стене, огороженную воротами и многочисленными постройками восемнадцатого века, вынула из кармана джинс старомодный мобильный телефон-раскладушку и прижала к уху.

– Гарик, это я. Да. Содом, мать его, и Гоморра, доволен? Значит так, хватаешь у Борика “Коммерсантъ”, не помню за февраль или март... Бери короче обе и катишься сюда! – воровка метнула острый взгляд на номер дома, у ворот которых стоял Миша. – Аптекарский переулок, “четыре”. Жёлтый такой дом, четырёхэтажный. Не заблудишься, быстрее давай.

Миша тем временем в мыслях лихорадочно перебирал все пути побега. Он повернул голову налево: за рядом припаркованных машин виднелись расписные купала неизвестного храма. Можно было бы перескочить через автомобили, а если не получится... Нет, такой риск не оправдает ожиданий.

Можно было бы бежать прямо по переулку, да только у воров реакция мгновенная: если мчатся напрямик, то обязательно догонит.

Податься направо означало вернуться к Марсовому полю, вот только не будет ли там поджидать его ещё какой-нибудь деятель криминала? Звонила она явно своему пособнику, значит, работает не одна. “Да у них там целый притон! – подумал Миша. – Чёрт, их же можно накрыть... Э, куда-там, я сам криминал, с дуру ляпнул про фамилию. Странно она ведёт, закипишовалась. А вдруг они будут меня пытать? Нет, зачем им это, отняла бы деньги и скрылась снова в кустах. Здесь явно что-то глобальнее...”

– А теперь давай-ка побалакаем, – воровка сложила телефон, тряхнула волосами и приблизилась к юноше, загородив левой рукой ему проход. – Скажи-ка, “якобы Миша”, если ты не в Москве, не в Кутузке, почему здесь? Перевели в “Кресты”? У тебя есть организация, которая заменила твою тушу на двойника, не так ли? И, открой секретик, где располагается твой штаб? Он же явно конспиративный, тайный... Я никому не скажу, – улыбнулась она.

Миша был ошеломлён, во-первых: девушка вела себя чересчур развязно, а Стокгольмский синдром пока не охватил Орлова, и во-вторых: он не понимал, что имела в виду воровка: партию Заславского или нечто иное, более радикальное?

– Двойник? Ну, тут я сомневаюсь, – покачал головой Орлов. – Мне говорили, что они нашли просто фигуру для битья и под моим именем засунули в каталажку. Им нужно было как-то загладить скандал...

– Ох, орлик, не договариваеш-ш-шь, – протянула она, сведя брови. – Ты хоть и крупная фигура в революционной среде, но мне это совершенно по фигу. Смекаешь? Можешь не водить носом и не высокомерничать со мной, я себе цену знаю и она не ниже твоей! Подумаешь, выживший сынок де-юро: американского шпиона, де-факто: талантливейшего конспир-оппозиционера. Я знаю: ты толком ничего не сделал, а возится с тобой твоя личная лейб-гвардия на побегушках. Они тебе, дурачку, наговорят очень много страшно увлекательных и красивых вещей, а сами вместо тебя подсунули явного двойника – невиновного человека, а тебе остаётся ходить и удивляться. Странно, что они вообще отпустили тебя гулять одного.

Миша не стал ничего отвечать воровке, подгадал нужный момент её замешательства и резко рванул налево, помчавшись прямо по дороге. И надо же было так оплошать – именно с той стороны приближался сообщник криминалистки, который с одного удара повалил Орлова на землю.

– Ну да, он, – вынес вердикт оглобля-Гарик через пять минут. – Ань, напугала ты его до полусмерти, бежал как оглашенный. Ты его убила наповал своими габаритами?

– Сойдёт и такой, что с ним церемонится? – холодно ответила Анна, с интересом разглядывая лежащего на дороге юношу, теперь уже с другой стороны. – Ну, вставай, давай!

Она подала Михаилу свою миниатюрную ручку. Нет, Орлов не ошибся, Анна была на редкость симпатичной девушкой. Даже очень красивой. Да что там, таких притягательных черт лица он в своей жизни не видел, если только на рекламных баннерах, а тут настоящая красотка. Даже при том, что Анна курила и довольно часто в своей речи применяла нецензурную лексику, Михаилу она нравилась ещё больше – всё этой стервочке безумно шло.

Вот и сейчас, она достала из кармана тонкую сигарету, одним щёлчком привела механизм зажигалки в действие, поднесла пламя огня к светлому её концу и закурила. Завораживающе было смотреть, как сигарета тлела в её пухлых губах бантиком, как пространство обволакивалось серой дымкой.

– Ну-с, Орлов, – томно произнесла она, метнув от себя пепел. – Пойдёшь с нами. Гарик познакомит со всеми нашими. Говорю сразу: мы люди прямые, манерами не владеем, но не злые – поставим тебя на правильный путь, не то что эти твои левые. Сегодня же вечером и начнём. Как у нас с этим, Гар? – Анна повернула голову к товарищу и произнесла странную фразу. – Готовы патроны?

Оглобля кивнул ей. Анна растянулась в обворожительной улыбке и по-кошачьи потянулась.

– Просто чудесно, мой друг, ты, наш герой, явился к нам в самое, как говорят коммерсанты, актуальное время, – с этими словами она бросила от себя сигарету, которая быстро затлела на глянцевой поверхности мокрого асфальта.

Декабрь. 1917 г. Петроград. Смольный. Кабинет Ленина.

За Каменевым стоял Ад. Менялся он на глазах: на бледном, почти прозрачном лице появлялись красные пятна, вскоре щёки приобрели пурпурный оттенок. Стоило только поражаться, как человек за год мог так сильно измениться, изменить партии и изменить самому себе? А, может быть, это заблуждение? И он совсем не изменился, в корне сохранив свои убеждения. Странный и противоречивый человек – этот интеллигент Каменев. Светский лев, если выражаться современным языком, игнорирующий междоусобицы, человек мягкий и сдержанный теперь был похож на безумца, потерявшего бесценное терпение. Даже Зиновьев невольно вжался в стул.