Пелена прозрачного, словно дымка, морозного тумана опустилась на Неву, которая покрылась непробиваемой ледяной бронёй. На небе загорелись звёзды, а месяц стоял точно над шпилем Петропавловской крепости. Крупные, словно хлопья снежинки, подхваченные ветром, хаотично падали на темную мостовую, на дорогу, на набережную, и мгновенно – светлым огромным одеялом снега покрыли Петроград.

Извозчики в этой полутьме предпочли закончить свой рабочий день пораньше и уже не слышно было даже за версту цоканье лошадиных копыт по рыхлому белому снежку. Из-за этого Кобе пришлось идти домой пешком.

“Долгий вышел день, – подумал большевик, закуривая трубку. – Слишком протяжённый”. Лишь по его окончанию Коба заметил, как сильно устал. Рутина, бумаги и распри разношёрстных товарищей-коллег высасывали всю энергию, как чёрная дыра. Неудивительно, что сил на политическое и моральное противостояние Троцкому не оставалось. Коба даже думал, что Ленин нарочно загромождает его канцелярской работой, давая фору товарищу наркоминделу в реализации его практических политических планов. Некогда, видимо, Ильичу смеяться на то, как тявкают друг на друга два лучших его работника. Сам теперь тявкает. Коба хоть и воздержался на голосовании за Брестский мир, но ему было очень интересно узнать, чья правда всё-таки победит, и, взяв пример с оппортунистов, подстроится под доминантную колею.

На носу и Учредительное собрание. Не дай бог повторить судьбу Керенского. Коба в этом насущном вопросе наделся только на ум и хитрость Ленина: если собрание пройдёт в полной мере, то Временное правительство Ильича падёт ко дну и больше никогда-никогда оттуда не выплывет.

Вот и поменялись местами.

А через четырнадцать дней – день рождения.

А через двадцать четыре – Новый год. Ленин не хочет его отмечать. Наверное, праздник будет отменён.

“Маленькая утопия” – то чувство, которое испытывает человек только один раз в год. Это мгновение может длиться по-разному: с секунд пробуждения и до мрака полуночи или лишь один миг. Ты слепнешь. Глаза закрыты, а открывается сознание. Душа. И понимаешь, что именно ты – центр всей Вселенной. Что это мгновение создано лишь для одного человека и не принадлежит более никому. И в тоже время, перешагивая эгоизм, хочешь разделить со всем миром это великолепное, особенное чувство, сделать индивидуальную утопию общей!

В мире, облачённого в мантию злости и ненависти к ближнему своему, внутри таится тёплое, греющее сердце. А в нём – любовь. У всех. Маленькая утопия приходит даже к тем, чьё сердце остыло. Понимание того, что становишься взрослее, что прошёл ещё один год. Сердце полностью никогда не остывает. И каким бы не был прошёдший год, какая бы ни была власть, жизнь, каким бы ни был тот самый человек – маленькая утопия для нас неизбежна.

5 мая 2017. Санкт-Петербург. “Кресты”.

– Господи, как же ты мог его упустить?!

Виктория, обхватив плечи руками и кусая губы, ходила взад вперёд. Гриша наоборот – стоял смирно, не шевелился. Они обнаружили отсутствие Михаила спустя час после того, как тот вышел из Эрмитажа и первая мысль: заблудился в многочисленных коридорах. Молодые люди самостоятельно прошли четверть залов в музее, когда же в конце концов положенное им время вышло, они решили просить помощи у смотрителя. Тот только повёл руками и сказал, дескать, сам, что ли, дорогу не найдёт.

Не добившись ничего, эсдеки приехали обратно в гостиницу. Виктория упорно не хотела покидать Зимний, пока не найдёт товарища, но все старания были абсолютно тщетны: скандал [международный(!) потому что девушка, потеряв терпение, набросилась на китайскую группу, дабы те не толпились у входа в Древнеримский зал] был, а Миши не было.

Теперь же они сидели на ресепшне, попросив служащую дозвониться до администрации Эрмитажа. Девушка хоть и дозвонилась, но на участке попросили немного подождать, пока они проверят камеры видеонаблюдения и уже тогда, определив личность, перезвонят.

– Это я виновата с этой репродукцией, – ругала себя Виктория. – Нельзя было так ветрено и неосторожно оставить вас. Но ты-то, ты где был?!

– Я думал, что он к тебе ушёл, – оправдывался Муравьёв. – Он сначала со мной мумию смотрел, потом сказал что-то по себя и ушёл.

Прошёл час, а из администрации никто не звонил. Виктория рухнула на кожаный диван перед столом и заломила руки.

– Не волнуйтесь вы так, – утешала её ресепционистка. – У нас здесь станции метро на каждом шагу. Двадцать лет парню, кутит где-нибудь. Сам приедет. “Дурной номер, – думала она между тем. – Всё он, проклятый”.

– Он бы не ушёл, – возразила Виктория. – Не мог.

На часах было двадцать минут шестого. Плазменный телевизор, висевший ровно по центру вестибюля, неожиданно осветила голубая заставка, тревожная музыка, какую обычно показывали в случае экстренного выпуска, и через несколько секунд на экране появилось лицо диктора. Все приезжие, сидевшие в коридоре, кроме Виктории и Гриши автоматически повернули к нему головы.

«Здравствуйте. В эфире специальный выпуск новостей. Мы прервали нашу телепрограмму ввиду срочных событий, – сообщил взволнованным голосом диктор и перевернул лист. – В Санкт-Петербурге в эти минуты проходят массовые беспорядки. По данным, полученным только что, известно, что в центре города на Невском проспекте произошло столкновение нелегальной группировки правой оппозиции с сотрудниками правоохранительных органов. Екатерина Новосилина в прямом эфире с места событий. Екатерина, что у вас происходит?»