– Что за семья? – требовал иудей.

– А вот этого знать мне не велено: не доживу до того уж времени. Меньше осьмнадцати предписано мне на свете этом. В этом ты со мной схож.

Слова проповедника были полны спокойствия и сдержанности, что до безумия напугало революционера.

– В каком таком смысле? – пролепетал Свердлов.

– Я знаю имени своего убийцы – Феликсом величать, – пророк яростно сверкнул зелёными, пронзительными глазами, и вмиг пространство треснуло и наполнилось нефритовым светом. – Вот и ты теперь знаешь…

Свердлов очень быстро пришёл в себя. Моргнув, перед глазами вновь возник длинный коридор Смольного. Яков осторожно дотронулся до затылка – создалось ощущение, словно по голове ударили чем-то тяжёлым. Даже казалось, что кто-то нанёс ему сзади удар нарочно, чтобы жертва потеряла сознание.

– Парировал, – тяжело дыша, проговорил Свердлов. Никто не бил его – было ясно, как небеса за окном.

А этот до мерзости честный поляк не превосходил его ни в уме, ни в хитрости – лишь в единственной веще: умению выявить самые тёмные, запертые на семь замков, закоулки человеческой души. Если бы Свердлов умел бы не лгать, умел всего лишь укрепить внутреннюю, оборонную самодисциплину, то смог бы самостоятельно, не прибегая к такому риску, как разоблачение. Теперь он жалел, что связался с Дзержинским: слишком принципиально правдивый, чтобы вести с ним дела.

– Так вот какова твоя истинная цель: убийство княжеского рода, – с презрением прошипел Дзержинский, – ради цифр?

– Это не просто цифры, Феликс, – Свердлов схватил Дзержинского за рукав – даже пытался не искать оправдания. – Ты знаешь сам, что знание кода даёт возможность управлять мировой экономикой. К чёрту экономику! Всем, чем только возможно: политикой, структурами, системой. Неограниченная власть, неограниченные возможности!

– И из-за этого ты выбрал РСДРП(б)? Яков, ты знал, что победит наша партия.

– Я сам приложил к этому немало усилий!..

– …Однако только потому, чтобы стать уполномоченным лишить жизни целую семью! – гневно воскликнул Дзержинский и с силой вырвал руку.

После таких слов Свердлов выпрямился, как ни в чём не бывало, поправил воротник куртки и снисходительно произнёс:

– Что ж, мне жаль, но ты сильно заблуждаешься. Переубедить тебя я не смогу, поэтому думай, как угодно. Я, возможно, в юности и пытался раскрыть код Каббалы. Не скрываю, стремился узнать, каким образом он мне откроется, но теперь же, когда мы и так у власти, скажи мне одно: какой смысл?

Дзержинский не изменился в лице: ему была знакома такая уловка – виновен сам, так заставь почувствовать виноватым другого. Бросив поспешный взгляд на окно, обнаружил, что ни Зиновьева, ни Сталина во дворе уже не было. Вид Свердлова был настолько убедительным, что в разуме Железного Феликса появились некоторые сомнения. Энергетическая дуэль, в конечном счете, привела к ничьей.

– Не знаю, но обещай, Яков, что не станешь вершить самосуд над Романовыми. Пока что они в Екатеринбурге и в данный момент никакой угрозы не представляют. С Николаем Александровичем вопрос другой и совершенно отдельный.

– Как скажешь, Феликс, – кивнул Свердлов, улыбнувшись. – И попрошу на основе взаимного доверия больше не использовать друг на друге телепатию. А за Сталиным нужно хотя бы присматривать.

– Оставь, – бескомпромиссно отрезал Дзержинский и неожиданно перешёл на «вы». – Слишком много на себя берёте. За Кобой не стоит ничего, кроме слепого любопытства. Он немощен, поэтому можете не тратить своего времени. Он говорил, что убийцу будут звать Феликсом?

– Да, – пробурчал большевик. – Так разве это не ты?..

– В прошлом году я сидел в Москве, следовательно не я.

– Распутин утонул, и если это вдруг как-то связано с политикой, – задумался Свердлов, – то к несчастному случаю может быть причастен князь Юсупов.

– Юсупов хотел смерти ближайшего друга и помощника Николая?..

– Всё, нам пора, потом договорим, – не выдержал Свердлов, и, взяв под руку Дзержинского, кинулся к кабинету Ленина.

Перед столом председателя наркомата сидел Коба. За неимением собственного кабинета, он часто отсиживался у Ильича. Позади стояли Каменев, Зиновьев, Рыков. Троцкий явился самым последним, злостно зыркнув на Кобу, и сел прямиком напротив него. Вдруг на колени Льва прыгнуло нечто рыжее и тяжёлое. Смольный включал себя огромную площадь и большую территорию, поэтому Владимир Ильич, который был настоящим кошатником, мог смело содержать здесь несколько котов. Троцкий любил собак, однако, мимикой выражая огромное раздражение, погладил кошку по голове.

– Заседание ЦК объявляю открытым, – объявил Ленин. Он был мрачным и серьёзным, улыбки на лице не было. – Сегодня рассматривается единственный вопрос. Контрреволюция и так называемая белая армия доминирует и наступает. Наша ситуация чрезвычайна и шатка. Каждый час, каждую минуту рушатся дома и гибнут рабоче-крестьянские люди. Я много думал над этим нелёгким вопросом, пытаясь найти на него ответ. Вчера мы разговаривали о том, что нам нужен специальный орган, который будет заниматься устранением и уничтожением противников советской власти. Гнусные меньшевики, правые эсеры, кадеты и прочие под личиной зависти и властолюбия не жалеют ни страны, ни народ. Орган решили назвать Чрезвычайной Комиссией… Всероссийской чрезвычайной комиссией по борьбе с контрреволюцией и саботажем. Товарищи, без прочих обобщений прошу голосовать. Кто за принятие и легализации этой комиссии?