– Что вам угодно, товарищ? – отстраненно бросил Троцкий собеседнику, стараясь как можно скорее пробраться к столу президиума. Его надежды не оправдались: орловчанин не отставал.

– Товарищ наркомвоенмор, я должен сказать вам несколько слов...

– Прошу вас, позже, – перебил его Лев. От упоминания об Орле ему сделалось дурнее прежнего: к горлу подступила тошнота, в глазах потемнело – нарком рисковал потерять сознание у всех на виду. Снова, ибо в первый раз у него был подобный приступ как раз накануне Октябрьской революции. Курить он бросил, даже вполне сносно питался – причину недомогания он не мог понять.

– Тогда разрешите, Лев Давидович, выделить мне несколько минут регламента для ознакомления съезда с ситуацией в городе, – не сдавался Волин.

О том, что произошло в Орле накануне, конечно. Нужно будет обязательно замять это дело. Так, чтобы всё было как можно естественнее. И ни у кого спустя даже сотню лет не возникло бы никаких вопросов. VIII съезд должен был принадлежать ему. И он стал ему посвящён.

За одиннадцать дней до открытия съезда.

“Курск. Губком коммунистов. Проезжая Курск, считаю целесообразным переговорить по некоторым вопросам, партийным и советским. Прошу придти в мой поезд совместно с президиумом Губисполком. Буду в Курске через 5 часов седьмого марта.”

Председатель ВЦИК Я. Свердлов

Яков Михайлович поручил разослать подобные телеграммы в Белгород, Тулу, Серпухов и Орёл. Его поезд следовал по направлению Москвы из Харькова. На Курске и Белгороде простояли всего около пяти минут, а затем двинулись дальше.

Дело близилось к рассвету, председателя ВЦИК чувствовал себя изнурённым, но будучи ответственным в своей работе, он не опускал рук и не ложился спать. На его плечах лежала организация и подготовка к Восьмому съезду РКП(б), и Свердлов тщательно прорабатывал скелет повестки дня и для того, чтобы не уснуть совсем, попросил принести горячий чай.

Размешивая заварку, Яков Михайлович тоскливо переводил взгляд с документов на окошко, и обратно. За стеклом расстилался равнинный пейзаж: лазурное небо с сиреневыми, закатными разводами похоже за разлитую акварельную краску, золотые поля сухой травы утопали то ли в болотистом, то ли в озёрном углублении, покрытое сверху голубой-голубой каёмкой льда. Изобилие совершенно разночтимых красок и невероятная загадочность впечатлили Свердлова, хотя в своей жизни он повидал немало красивых пейзажей. Нет, этот вид был далеко не красив, а, скорее необычен. Сразу же после равнины стали мелькать берёзы. Их голые, черные макушки впивались в небосвод, и из той дыры, казалось, струиться нежно-розовая кромка рассвета. А повсюду лежит нетающий синий снег.

Глаза сами собой стали закрываться, преодолевая неуёмную бессонницу. Под размеренный, статичный стух колёс Свердлов не заметил, как опустил голову на документы.

“В городе будет катарсис, когда родиться нужный человек. Да, вот о чём тогда говорил Распутин: Каббала будет найдена именно там, который один из восьми назовёт городом Ада. К тому времени многое перестанет иметь прежний смысл и не будет в том прежнего мистицизма.

...Кресты. Чёрные кресты сверкают на алых полотнищах. Тогда придёт второй из восьми. В прошлом на землю Вифлеема сошёл Иисус. Теперь на землю сойдёт Люцифер. Мефистофель Гётте воскреснет из книги и выйдет на свет. Он принесёт катастрофу, хуже которой не будет ничего на свете.

...Синий. Везде синий цвет. Небо, земля, дома, люди, флаги, глаза... Ад распространиться на всю землю. Она будет гореть синим пламенем. Крест Люцифера – знак третьего из восьми...”

Свердлов проснулся оттого, что чутким слухом услышал, что поезд стоит. Обыкновенно придавая значение снам, на этот раз он решил выкинуть навязчивые слова из головы, ибо поезд на самом деле сделал остановку – очень длительную. Пять минут, десять, полчаса. Когда прошёл час, Свердлов попросил осведомиться, где они находятся.

– В Орле, – был дан ответ.

Значит, не прогадал, решил Яков. Поезд стоял возле вокзала захолустного города. Из окна не было видно ни других строений, ни улиц. А улицы, как мог предполагать Свердлов, там были очень маленькими и узкими. В общем, это был не Екатеринбург, не Харьков и не Москва. И как же в таком провинциальном городишке может располагаться одна из самых страшных тюрьм России? Именно из-за централа “Железный Феликс” ненавидел Орёл.

Яков понимал, что не умышленно, ведь сам город к мучениям чекиста никакого отношения не имел, однако в нём действительно было что-то странное. Именно из этой области на свет появилось большинство российских прозаиков и поэтов, исключая Санкт-Петербург. И название у города интересное. И что же в нём такого адского? Рассказывали, что при строительстве крепости по приказу Ивана IV Грозного работники увидели, как на одну из верхних башен крепости села могучая, чёрная птица и крикнула им три раза. Подивились на хищную птицу мужики и решили назвать крепость её именем, а позже так был назван и весь город.

– Почему так долго стоим?

Свердлов начал беспокоиться и терять терпение. Спустя несколько минут вместо чинной, почтительной делегации региональных властей его купе зашел мужик в гражданской шинели и с картузом в трясущихся руках. Его синюшные руки и пар изо рта говорили о том, что на улице был ужасный мороз.

– Яков Михайлович, – запинаясь, начал он, забыв представиться. – Великодушно прошу прощения, у нас здесь небольшая оказия. Рабочие железнодорожники забастовку устроили. Карточки не отовариваются, пухнут люди от голода. В депо собралось аж тысяча человек – буйствует, митингует, никак успокоить не можем...