А Илья достал цифровую фоторамку и вручил матери.

Надя не могла налюбоваться, как ел сын. И на отца он почти не похож, здорово, может, не проявятся у него отцовские наклонности.

— Мама, ты вкусней бабули готовишь. Вот то, что я люблю, точно вкусней.

— Не говори с полным ртом, — с улыбкой произнесла Надя, а в душе пели птицы.

— Ты действительно лучше всех готовишь, — сказал Влад. — Ну что, давай за тебя!

Они с сыном пили колу, а Надя красное вино.

— Ромашки какие красивые, кто подарил? Поклонник? — спросил Влад.

— Нет, Иван. Какой там поклонник.

— Иван тоже не дурак, знает, куда смотреть. Надь, я поговорить с тобой хотел.

— О чем?

— Мне как-то не очень нравится быть приходящим папой.

— Так не приходи.

— Я не о том, Надя. Может, попробуем сначала, чтобы вместе жить, как раньше.

— Не смеши меня, Влад.

— Надя, ведь ты же любила меня.

— Нет, не любила. Я болела тобой, с ума сходила. Но только я уже вылечилась. Сия болезнь меня покинула бесследно. Шрамика не оставила.

— Даже так?

— Даже так.

— А сын?

— А сын — подарок, за все годы с тобой. Награда моя.

— Зря ты так! Я понял многое, и без тебя мне плохо.

— Зато мне хорошо. Я себя чистой чувствую. Вот так вышло, не сумел ты оценить, что имел. А теперь голову пеплом посыпать незачем. Прошло все. Я тебя в общении с сыном не ограничиваю. Дети, они непреходящи. Они есть, от тебя рожденные. Значит твои.

— Мы бы еще родили.

— Нет. Чтобы рожать, любить нужно, а я тебя не люблю.

— Я убил в тебе все чувства?

— Нет, не все. Только те, которые тебя касались. Так что, может, я еще и полюблю, и рожу. Если Илюшка возражать не будет. А ты строй свою жизнь и на нас не оглядывайся, мы тебе не помеха.

Он посидел еще и ушел.

А Надежда разобрала сумки, разложила вещи сына в шкафу, постелила ему постель и долго разговаривала с ним обо всем.

Да, действительно мальчик вырос и поумнел. Как же все-таки хорошо, что он теперь с ней. Это просто замечательно. Они ведь семья.

========== Часть 11 ==========

— Ну, чего ж ты грустишь, Вова?

— Да нет, нормально все. Спасибо тебе, Семен. Пенсию ты мне выправил.

— Да что уж. Не чужие люди чай. Есть-то тебе надо, да дочку кормить, а твоя цаца, смотрю, не очень-то вами интересуется.

— Мы разводимся…

— Я тебе велосипед сейчас поставлю, крутить будешь. Рисуешь?

— Пытаюсь, рука не слушает. Правша я, понимаешь.

— Забудь, теперь левша. Вова, мне работу предлагают, — Семен стоял виновато опустив голову.

— Понял, — почему-то в сердце образовалась черная дыра.

— Ничего ты не понял, — Семен опять замахал руками, а потом сел напротив Володи. — Ты мне с пенсии платить не должен. А я тут так понял, что цаца на ваши сбережения руку наложила. То есть денег у тебя раз-два и обчелся. Ты ходишь уже по квартире, сам себе чай да молоко налить можешь. Наташка — помощница. Хорошая у тебя дочка. А я заработать на кусок хлеба должен.

— Так что я не понял, Семен? — душу не отпускало, просто старался не показать вида. Понимал же: Семен не может жить на те копейки, что он ему платит.

— То, что дружба не продается, вот что ты, Вова, не понял. Я человек простой, но с понятиями. Я с тобой сколько общаюсь, хоть раз подвел?

— Не говори глупости. Пропал бы я давно без тебя.

— Я не говорю ничего дурного, я друг тебе и помощник, вот пойду работать, нам легче жить будет. Втроем. Ты, я и Наташка. Твоя пенсия, моя зарплата — и проживем. А вот на твою пенсию одну никак не проживем. Надо ж коммуналку платить за две квартиры, да Наташу одеть надо. Девочка, однако.

— Слушай, я все спросить хотел, да стеснялся. У тебя семья есть?

— Пропил я ее. Один я, как перст, на всем белом свете. Жена пропащая, вместе мы пили, а потом ушла, куда, к кому — не знаю. Ушла и ушла. Баба же, ищет, где лучше да выгодней. Мож, у того водка слаще была… Но я не жалею. Я тогда истину понял, что человек равняться должен на того, кто лучше, кто умнее, а она — так… — он опять махнул рукой, обреченно и брезгливо. — А я ведь тоже любил ее вначале, вот так-то, Вова. Хорошо, детей Бог не дал. А потом пить стал меньше, так, смотрю, краски у жизни появились. Но я умный, квартиру материнскую не пропил. И шалаву эту не вписал. А ты как?