На другую ночь гоаулд снова потребовал к себе Сешешен. Его все еще снедала жажда убийства, но и в этот раз он удовольствовался только мучениями жертвы. И это далось богу легче. Мало-помалу он овладевал собой и возвращал себе прежнюю ясность и холодность рассудка.

Он смог проанализировать причины бегства своих слуг, а также возможную опасность, исходившую от них.

Чего они хотели добиться?

Насколько он понял характер мышления таури, этим двоим было мучительно смотреть на положение своих собратьев. Они рассудили глупо и поступили глупо – рассудили, что “виновны” в том, что притесняют их сородичей, и отказались от своего высокого положения… и от всех своих преимуществ, недоступных никому, кроме слуг Ра. Эти людишки сбежали из “чувства вины”.

Нельзя сказать, чтобы Ра оно было совершенно незнакомо. Но гоаулд на своем уровне развития считал его высшей глупостью. Сознательно подвергать себя губительному воздействию отрицательных эмоций! А уж тем более, по этой смешной причине подвергать риску свою жизнь! На что надеялись эти двое? Ра давно уже пришел к выводу, что у землян преобладает не разум, а инстинкты и эмоции. Вполне вероятно, что Хат и Метен надеялись только бежать из-под его власти вместе.

Ра презрительно улыбнулся, не замечая, что глаза его загорелись при мысли о Хат и Метене вместе. Бежать, чтобы создать то, что у таури называется семьей! Нарожать таких же диких детенышей! Да, это наиболее вероятное объяснение.

Но они оказались так глупы, что могут совершить и другую глупость – попытаться поднять восстание. Каким образом? Все арсеналы находились под контролем Ра и тех людей, в которых он был уверен: тех, кто был достаточно разумен, чтобы превыше всего ценить свою жизнь и блага, дарованные богом. Пульты управления порталами были надежно защищены. Сородичи Метена и Хат претерпели достаточно, чтобы усвоить урок – понять, что их бог непобедим.

Остались, правда, такие неприятности, как деревня Хат, но и с этими неприятностями гоаулд мог разделаться без труда. Тела храбрецов разрушаются так же легко, как и тела трусов.

А значит, двое его слуг, даже если каким-то образом выживут, скоро превратятся в таких же голодных покорных рабов, как и все остальные. Их только двое. Они не смогут зажечь многих. Они сами погаснут под их воздействием. У них нет ничего, что бы дало им преимущество перед своими сородичами – даже оружия.

Следовательно, опасаться нечего.

Вот еще один пример глупости человеческой расы.

Ра был почти удовлетворен – как если бы мятежников уже поймали и привели к нему. По его приказу их продолжали разыскивать. Однако даже если их не найдут, он воспримет это спокойно.

Гоаулд наконец вернул себе приличествующее спокойствие и презрение к человеческим усилиям. Теперь Ра был даже доволен, что избавился от своей первой женщины - она влияла на него недопустимо сильно. Больше такого не повторится.

Бог не нуждается ни в ком и ни в чем, кроме сияния собственного разума.

На третью ночь после побега Хат Ра взял себе новую женщину и юношу. Да, он знал, что это против человеческой природы. Но ему было любопытно, какое удовольствие может доставить мужское тело в сравнении с женским.

Хат и Метен проснулись, держа друг друга в объятиях. Раньше, чем окружающие. Может быть, запас здоровья, приобретенного на службе у Ра, позволял им больше, чем остальным?

– Метен, прибери наши вещи, - пробормотала Хат, еще не вполне очнувшись от сна.

– Да, сейчас.

Юноша вскочил, чувствуя себя вполне бодрым, несмотря на вчерашний переход. Рабы вокруг них спали вповалку, мертвым сном. Еще и не вполне рассвело – хотя рассветает ли здесь когда-нибудь вполне?

Метен взял свое копье и закутал его в плащ; он остался только в простой набедренной повязке и рубашке. Почище, чем у других, но не слишком выделяющих его из толпы.

– У меня есть и другая одежда, нарядная, - пробормотал он, осторожно, чтобы никого не разбудить. – Я поберегу ее…

– Возьми и мою, - Хат успела переодеться, пока он прятал копье, и подала ему свое нарядное платье, оставшись в обыкновенном, некрашеного льна.

Они видели, что у здешних людей тоже есть пожитки – и никто, насколько можно было видеть, не покушался на чужое. Значит, худо-бедно их жизнь обеспечивается. Где же тут вода?

– Хочу пить, - сказала Хат. Она была голодна, но сухой кусок даже сейчас в горло не лез.

– Подожди, когда проснутся другие, они тоже захотят, - ответил ей Метен, ободряюще прикоснувшись к руке. – Они сами попьют и нам дадут…

– Откуда ты знаешь? – спросила Хат.

Сейчас она чувствовала себя в совершенно чужом месте. Никогда раньше такого не бывало. Раньше хотя бы земля под ногами была родная! А сейчас чужая была не только земля, но даже небо над головой!..

Метен сжал ее руки.