– Архиепископ только спросил – христианин ли я, - произнес венгр. – Я поклялся в этом на кресте и на Библии. Я сказал, что у меня православное сердце, и предъявил перстень Дана и печать моего короля.

Он в волнении прервался.

– Владыка пресек мои дальнейшие слова, сказав, что считает это достаточным для полного признания моих прав, – прибавив, что после Раду Красавчика готов помазать на княжение и не такого благочестивого и благородного человека, как я…

Иоана рассмеялась.

– Прими ванну и оденься, как это подобает, государь, - сказала она. – Думаю, ты сегодня же станешь князем, а следом за этим и моим мужем!

Коронация была не так торжественна, не так всеохватна, как мечталось до сих пор Иоане, - лился свет сквозь разноцветные стекла собора, раскачивались кадильницы в благовонном дыму, тянули славословия низкие голоса певчих, но собор не был полон и наполовину. Пришли все их валашские бояре, которыми позволили это раны, явилась и горстка знатных людей Тырговиште; также пришли и католики – из военачальников Андраши. Но даже все вместе эти дерзкие высокие господа составили совсем небольшую армию.

Албу тоже стоял здесь, хотя ему было худо и сильно болела голова, – но торжества своей княгини он пропустить никак не мог.

Помазание Белы Андраши не было народным торжеством, народным делом. Над этим народом власть в смутные годы сменялась слишком часто, и вера властителей слишком разнилась, чтобы войти к простым людям Валахии в сердце. Из всех князей последних лет овладеть сердцами подданных смог только Влад Дракула – и беспощадною своей любовью к людям, и страхом перед собою, и страданием за всех…

После того, как на победителя была возложена корона и все пали перед ним на колени, свершилось и его венчание: тогда на колени стал он сам, рука об руку с боярской дочерью, по праву разделившей с ним честь и славу.

На головы им возложили венки из золотых листьев – и Иоане вместо сияющего счастьем лица супруга представлялся лик Иисуса: помолодевшего, потому что Бела Андраши сбрил бороду, оставив только усы, в венце славы вместе тернового венца; еще лучше, еще краше Спасителя. Он поцеловал ее, подняв покрывало, и Иоана засмеялась и заплакала сразу…

Потом все отправились во дворец и сели за пиршественный стол – совсем скромный стол; но они не сознавали, что едят, что пьют, а только глядели друг на друга и улыбались с выражением людей, очутившихся во сне. Никто, казалось, до конца не верил, что это взаправду.

В брачном покое для государя и государыни приготовили пышное ложе, льняные простыни и шелковые покрывала, застилавшие перину из гусиного пуха. По углам кровати, в изголовье, горели свечи.

Иоана задолго до ночи осталась одна – в длинной шелковой рубашке, в сафьяновых восточных туфлях, новобрачная долго расчесывала волосы; она то садилась на ложе, то вскакивала и снова принималась расхаживать по спальне. Иоана простирала руки, будто бы обнимая желанную грезу, ощущая на своих устах поцелуй любви… потом роняла руки и опускала голову, принимаясь не то браниться, не то молиться. О, как ей было томно, трудно!

– Поскорей бы ты пришел! Или вовсе не приходил, мука моя! – шептала она, сжимая кулаки. Какие неженские руки! Какая доля!

Двери со скрипом отворились и снова затворились.

Иоана вздрогнула и отступила от человека, приближавшегося к ней с пламенем во взоре. Когда Бела Андраши подошел на расстояние нескольких шагов, она медленно подняла руку и наставила ее ему в грудь; ее супруг и государь замер, и они взглянули друг другу в глаза.

– Что? – спросил Андраши, поднимая руки, чтобы обнять ее: трепетно, благоговейно. Иоана резко мотнула головой и схватила его за ищущие руки.

– Я солдат снаружи, - сказала она; голос ее охрип, и Иоана кашлянула. – Я привыкла быть воином, привыкла к грубости, но это только снаружи! А женское мое естество теперь… теперь еще нежнее, чем было, - прошептала она.

Иоана задыхалась. Ей было очень страшно, что ее не поймут – что мужчина, которому она отдана навеки, ее не поймет. Но валашский князь кивнул и взял ее за подбородок, печально и ласково улыбнувшись.

– Да, - сказал ее возлюбленный. – Я прекрасно понимаю. Ты боишься меня…

– Я боюсь, и только тебе, сейчас могу признаться в этом… когда мы вдвоем, - резко сказала Иоана; на глаза ей навернулись слезы. – Я чувствую себя так, точно опять стала девственницей!

Она уткнулась лицом в плечо мужу, и не увидела, как широко распахнулись глаза Белы Андраши при этих словах; но потом он прошептал:

– Ты девственница для меня. Я буду любить тебя как святыню…

– Ты знаешь меня, - прошептала Иоана.

Венгр покачал головой.

– Нет, еще не знаю, - Иоана зарылась лицом в его длинные душистые волосы, - но я сейчас познаю тебя… - Наклонившись, он легко подхватил возлюбленную под колени и понес на ложе.