Шрифт:
– Да, - Иоана кивнула.
Она помолчала, припав щекой к его груди.
– Кисмет, судьба, - проговорила княгиня уже сонно.
– Но я верю Богу, Бела; Господь не оставит нас…
“Те тысячи турок, которых Дракула месяцами томил в темнице, тоже думали, что их бог не оставит их, - и их было много, таких же чад Господних, как мы, и погибли они страшнее некуда! Есть ли такой равнодушный Бог?” - невольно подумал князь.
Он взглянул на спящую жену, и губы его тронула улыбка, а сердце - тепло. Вот когда он понимал, что Бог есть и Его не может не быть, - когда глядел на нее…
Он поцеловал сначала ее лоб, потом уста, потом крест, который висел на ее груди. Потом обнял жену и заснул, зарывшись лицом в ее волосы.
Князь выезжал из Тырговиште, везя с собою положенную дань серебром – и ведя три тысячи воинов: столько же, сколько он имел, когда брал город. Но теперь больше половины из них явилось с земель верных ему бояр. Все эти люди, господа Валахии, вместе с князем надеялись на чудо.
Перед тем, как господарю уехать, Иоана зазвала его к себе – попрощаться. Конечно, она оставалась здесь, в сердце своей родины.
– Мы никуда не отступим, даже если на нас нападут, - сказала княгиня. – Нам некуда отступать: везде наша земля, и эти люди, которые предадутся султану, будут наши люди… Совершится только то, что должно было сделаться много месяцев назад: на трон Валахии воссядет больной и порочный князь, имеющий на него наследственное право.
Муж не сводил с нее глаз.
– Вот ты и похоронила меня, любовь моя, - мягко сказал он.
Иоана медленно покачала головой.
– Нет, мой дорогой. Никогда.
Она улыбнулась.
– И уж никак не теперь: даже если султан и узнал о том, как была взята Джурджиу, его знание не помешает вам и в этот раз сделать так же! Войти внутрь, прикинувшись покорными, и устроить бойню! Рабы султана не ожидают от тебя того же, что делал Дракула: они верят, что на это способен один только сын дьявола.
Андраши рассмеялся.
– Дракула превращает в дьяволов всех, кто ему сопричастен!
Они крепко обнялись.
– Я тебя жду, - прошептала она страстно. – Я всегда буду тебя ждать.
Она будет ждать его, как не дождалась Корнела.
Иоана крепко обхватила ладонями прекрасную голову мужа и прижалась поцелуем к его губам.
– Теперь я готов, - прошептал князь, когда Иоана выпустила его из объятий. Княгиня улыбнулась со слезами, и увидела, что муж тоже плачет. Они оба улыбнулись.
– Гряди, государь! – сказала Иоана. Она поклонилась, а когда выпрямилась, никого больше не увидела: Андраши покинул ее, не то вдохновившись ею, не то не вынеся этого прощания.
Теперь править за него оставалась она: теперь – открыто. Никто из тех, кто успел узнать Иоану Валашскую, не ослушался бы ее в грозные дни.
Иоана сидела в Тырговиште неделю, блюдя и успокаивая людей, отдавшихся под ее покровительство. Она не ждала мужа до этого времени – и еще много позже не ждала: все знали, сколько превратностей судьбы может ждать его и его воинов. А потом княгиня увидела, что задумал султан: увидела, должно быть, куда раньше мужа, если он еще не погиб…
Войско Мехмеда подходило к Тырговиште.
Князя и главную его силу выманили из города, чтобы взять Тырговиште почти без потерь.
К Иоане прискакал вестник от городских стен: княгиня побледнела, но приняла известие спокойно.
– Албу, занимаем оборону, - приказала она своему ворнику. – Готовиться к осаде. Не думаю, что они сразу пойдут на штурм.
И государыня ушла надевать доспех. Она не знала, придется ли ей в самом деле пустить в дело меч, падет ли от ее руки еще хоть один турок, хотя бы этот Абдулмунсиф; но знала, как желает встретить врага.
Княгиня оставалась в городе: ей не годилось бросаться навстречу неприятелю, как это делали вожди-мужчины, - она будет до последнего держать то, что ей вверено, на своем месте. В сопровождении небольшого отряда валахов - еще ее трансильванских валахов, - в черных латах, алых шароварах и алом плаще, который, точно знамя, украшал ее герб, с мечом в руке Иоана покинула господаревы палаты и направилась к Башне Заката. Турнул Киндия ждала ее, как некогда ждала господаря, с высоты любовавшегося казнями.
Сейчас Иоана тоже посмотрит на великую казнь.
Она вышла на площадку и, улыбаясь и сверкая глазами, устремила взор на турецкое воинство, окружившее город, как черное море, грозившее навеки поглотить светлый остров. Иоана видела внизу огни, слышала боевые крики, крики боли и восторга: битва уже началась.
Ей казалось, что она поднимает и опускает меч с каждым своим воином, что у нее вдруг сделалась тысяча рук, и в сердце тысячекратно умножилась ненависть к врагу. – Я принимаю все, что вы есть, мои возлюбленные дети, - шептала Иоана, дрожа с головы до пят. – И я никогда не отдам этого назад!