— Даже если я его не увижу, то не расстроюсь: сегодня и так волшебная ночь, — произнесла Добрев, положив голову Йену на плечо и взглянув на тёмное, таинственное небо, усеянное россыпью звёзд, которые казались такими далёкими, но так манили своим светом и напоминали драгоценные камни. — Знаешь, сейчас я вспомнила, как семь лет назад точно так же, летом, перед вылетом в Ковингтон на съёмки, смотрела на звёздное небо и думала о том, что меня ждёт впереди. Мне было немного страшно, так как наш проект изначально был запланирован как «долгоиграющий», и это был первый раз, когда я уезжала из дома так надолго. Мне было двадцать. Боже, всего двадцать лет!.. Могла ли я тогда представить, через что мне предстоит пройти, что почувствовать, сколько всего узнать…

Йен внимательно слушал девушку.

— Ты не жалеешь о том, что тогда ты оставила учёбу в университете? — спросил он.

— Я никогда не жалела ни об одной секунде, связанной с «Дневниками», — ответила Николина. — Да, уехать почти в неизвестность, едва начав учёбу, не зная, как сериал примут зрители, — это было достаточно рискованно с моей стороны. Но наша жизнь слишком коротка, чтобы бояться совершать какие-то маленькие безумства. Кто знает, может быть, именно они приведут тебя к твоей мечте. У меня так и было.

Нина помолчала несколько секунд, но, подумав немного, продолжила.

— Знаешь, — сказала она, — наверное, когда-нибудь я всё-таки закончу учёбу в университете и получу диплом социолога. Я уверена, что точно захочу узнать что-то новое, хотя, наверное, моя одержимость кинематографом не пройдёт никогда. Представляешь, стукнет мне лет сорок, с утра буду отвозить детей в садик, а может, даже в школу, а сама по пробкам буду пытаться добраться до университета, на светофорах читая про социологический дарвинизм и технологический детерминизм, — хохотнула Нина. — А ты будешь проверять мои конспекты, — сказала она, ткнув пальцем в грудь Йену.

— А я представляю, что после защиты диплома в этом университете ты поедешь получать как минимум Emmy, — с улыбкой ответил он.

— В твоём сознании я всё-таки актриса, а не социолог? — спросила Добрев.

— В моём сознании ты в первую очередь моя будущая жена, — серьёзно сказал Сомерхолдер. — А что касается профессии… Я никогда не мог представить тебя вне съёмочной площадки.

— Знаешь, если честно, я тоже. Есть столько образов, которые так хочется попробовать, масса возможностей представить себя на месте человека, которого ты играешь. Бедная девочка с периферии, мать-одиночка или жестокая бизнес-вумен, изменяющая своему мужу. А может быть, тайный агент ФБР.

— За это я и люблю актёрскую профессию, — кивнул Йен. — Ну когда ещё сможешь увидеть себя во всех этих образах? Увидеть и, может быть, взглянуть на свою жизнь под другим углом зрения, что-то изменить.

— А каким ты представляешь себя лет, скажем, через десять? — спросила Нина.

— Седым стариком с целой котофермой, — рассмеялся Йен. — С нашей-то любовью к котам…

— Смолдер, ну я серьёзно! — возмутилась Нина, толкнув его в плечо.

— Ну, если серьёзно… Мне не дано предугадать, останусь я к тому времени связан с кинематографом или нет, но одно знаю точно: я буду заниматься благотворительностью. Мне очень хочется верить, что через десять лет люди станут более восприимчивы к чужой боли и открыты к тому, чтобы творить добро.

— Мне кажется, ты не сможешь попрощаться с кино окончательно — по крайней мере, в ближайшем будущем, — сказала Нина. — Я же вижу, с каким энтузиазмом ты относишься к каждой своей роли. Может быть, сейчас ты просто устал от этого всего, ведь ты никогда не любил публичность. Но это проходяще.

— Возможно, — Йен пожал плечами. — Но сейчас я стал действительно стремиться к спокойствию и домашнему уюту. В моём будущем есть домик в пригороде, где мы могли бы проводить свободное от работы время, а может быть, жить там. Яркое солнце, зелень, по утрам поют птицы. Думаю, что для животных нужно будет сделать отдельную территорию, где они могли бы целый день находиться на свежем воздухе. В гостиной я бы устроил домашний кинотеатр, где мы по вечерам собирались бы всей семьёй и смотрели любимые фильмы. У нас часто гостили бы наши родственники и друзья, так что на первом этаже неплохо было бы сделать гостевую. Мы бы делились друг с другом последними новостями и смешными историями, отмечали бы вместе Новый год, Рождество, дни рождения. На втором этаже нашего дома можно было бы обустроить детскую, но подальше от спальни — знаешь, на случай форс-мажора: чтобы мы успели услышать, как дети бегут к нам, и сделать вид, что читаем, — хохотнул Йен.

— Господи, что может быть хуже, чем быть застуканным собственным ребёнком, — рассмеявшись, закатила глаза Нина.

— Или родителями… Помнишь? — хитро улыбнулся Сомерхолдер.

— Не-е-т, ну не надо, — протянула болгарка. — Мне всегда так стыдно вспоминать тот день в Торонто… Кстати, я должна тебя спросить, пока мы окончательно не перешли на другую тему. Сколько детей ты представляешь в своём будущем?

— Не меньше двоих, — с уверенностью ответил Сомерхолдер. — Может быть, троих. Не знаю, какого пола они будут, но я уже давно мечтаю о дочке, которая была бы твоей копией, как Амели. Мне уже сейчас жаль её кавалеров: ух как они у меня с лестницы летать будут… На самом деле, я буду сумасшедшим отцом.

— Йен, я ещё даже не беременна, а ты уже распланировал, как будешь выталкивать из дома парней нашей дочери, — рассмеялась Нина.

— Всё нужно делать заранее, — развёл руками брюнет, снова вызвав на лице у девушки улыбку. — А ты сколько детей представляешь в нашем будущем?

— Пока двоих. Но я больше хочу сына, — с долей мечтательности сказала она. — Чтобы он обязательно был старшим. Знаешь, как это круто для девочки — иметь старшего брата! Уж я-то знаю. Он отводит тебя в школу, и тебе все девчонки завидуют. Он сможет и защитить, если что, и поиграть, и утешить. Хотя, если честно, не представляю, как воспитывать мальчиков. Это же другая планета! Эти машинки, футбол, скутеры…