— Вот видишь, — сказала Кэндис. — Ты не влюбилась в него за что-то, тогда можно ли человека за что-то разлюбить? В один момент, даже если он совершил не самый приглядный поступок. Это нереально, Нина, — мотнула головой она.

— И что ты предлагаешь мне делать? — спросила Добрев. — Чёрт побери, Кэн, я не мать Тереза, правда. Это порок? Я виновата в том, что мне трудно простить предательство?

— Ты можешь это сделать, потому что любишь его, — спокойно ответила Кэндис, и её тон звучал настолько уверенно, что не допускал никаких возражений. — Ваша с Йеном проблема заключается в том, что вы всё делаете на эмоциях. Он четыре года назад так же, как и ты сейчас, был в бешенстве и твердил только одно: «предательство, предательство, предательство». Но чем всё закончилось? Чувства оказались сильнее убеждений, вот и всё. Вы с ним слишком часто пытались закончить отношения, хотя друг без друга на луну воете.

Нина молчала. В глубине души она понимала, что Кэндис права, но говорить и давать советы всегда легче, чем пытаться исправить что-то, а самое главное — побороть в себе ненависть.

— Надо же, как выходит, — горькая усмешка скользнула по губам Нины. — Когда я втрескалась в Сомера по уши, поняла, что это взаимно, и отказывалась от этого, потому что считала, что работа с отношениями несовместима, ты помогла мне понять, что на самом деле я могу упустить. Четыре года назад ты сделала всё, чтобы всё закончилось иначе. И вот сейчас ты снова стараешься нам помочь… Как там сказали бы фанаты? Ты самый преданный шиппер.

Кэндис молчала и внимательно смотрела на подругу.

— Да, чёрт возьми, я самый преданный шиппер, — наконец с полуулыбкой повторила она, проговаривая по слогам определение, данное Ниной, словно бы пробуя его на вкус. — Потому что я ещё не видела пары, в которой между партнёрами летали такие искры, даже когда они просто смотрят друг на друга. Я не видела людей, которые прошли бы вместе столько же, сколько и вы. В конце концов, вы просто мои друзья. И я хочу, чтобы вы были счастливы. Почему вы не боретесь за то, что у вас есть? — спросила Кэн. — Может быть, сейчас настал такой момент, когда нужно забыть всё, что между вами было: и плохое, и хорошее. И оставить только одно: чувства. Начать всё заново. Один раз вам удалось это сделать. Неужели вы когда-нибудь жалели об этом?

В этот момент к девушкам подошёл Мэтт Дэвис, и вопрос Кэндис повис в воздухе, а Нина так и не смогла на него ответить.

Дэвис, судя по всему, уже выпил не один стакан виски, а может, даже и чего-то покрепче, потому что на щеках у него горел румянец, глаза были мутные, а сам он шёл, немного пошатываясь.

— Девчонки, — пьяным голосом пробормотал он, улыбнувшись. — Вы чего здесь сидите? Скучно же! Пойдём потанцуем? Нин, ты вообще весь вечер тут проторчала. Как так?

— Мэтт, всё в порядке, — с улыбкой ответила Добрев. — Просто немного болит голова, а там музыка громкая и душновато.

— Голова болит… — задумчиво проговорил Дэвис. — Слушай, а у тебя есть эти… Как их… Ну, таблетки от башки, — он начал щёлкать пальцами, вспоминая название.

— Аспирин? — помогла ему Кэндис.

— Да, точно!

— Да, где-то в сумочке был. Спасибо за заботу, Мэтт, — Нина снова улыбнулась.

— Может, тебе это… На улицу выйти? Ну, свежим воздухом подышать, — предложил Мэтт, помахав рукой.

— Я думаю, после аспирина станет лучше, — отозвалась Добрев.

— Нинс, не расклеивайся. И давайте с Кэндис к нам, как только голова пройдёт!

— Обязательно, — кивнули девушки, и Мэтт ушёл в другой зал.

— Чего такой кислый? — спросил Дэвиса Пол, когда Мэтт вернулся в зал, где проводила время большая часть каста.

— Нина весь вечер как в воду опущенная, — буркнул он, наливая себе в стакан виски. — Говорит, мол, голова болит… Ага, знаю я эту голову! — с негодованием воскликнул Дэвис. — Третий месяц у неё эта «голова» не проходит. Вон, за барной стойкой вместе с Маларки коньяк хлещет, — он кивнул в сторону, где и правда сидели Йен и Майкл и о чём-то разговаривали. — Пол, объясни мне одну вещь… Вот живут два человека, любят друг друга, всё прекрасно. А потом случается какая-то хрень в жизни — и всё. И трындец. Почему всё спокойно быть не может?

Уэсли вздохнул. Свои мысли Дэвис выразил коряво в силу количества выпитого, но суть была вполне уловима, и, более того, можно сказать, что Пол задавался этим же вопросом.

— Не знаю, Мэтт, — мотнул головой он. — Жизнь вообще странная штука. Жалко, что у нас нет возможности перемотать её назад. Знаешь, сколько бы ошибок исправить можно было…

Дэвис ничего не ответил, а лишь снова залпом выпил виски, кажется, полностью уйдя из реального мира. Атмосфера в этот вечер была какая-то угнетающая, совершенно безрадостная. И каждый успокоение, спасение, утешение искал почему-то именно в алкоголе.

— За любовь нужно бороться, понимаешь? — втолковывал Йену Майкл. — Ну да, ты накосячил. Ну так имей силы исправить! Покажи ей словами и, главное, поступками, что она для тебя значит. Но слова здесь тоже многое значат. Понятно, что в первый раз Нина дала тебе от ворот поворот. Но уже три месяца прошло, она немного отошла, успокоилась. Попробуй ещё раз. Йен, женщину нужно добиваться, понимаешь? — Маларки вцепился в плечо друга и посмотрел на него пьяными глазами. — Особенно такую, как Нина.