Вот выдержка из её дневника: «Сегодня я вновь не хотела просыпаться. А когда встала, Карлос уже не спал. Он как всегда сидел в кресле у окна, повернув лицо к солнцу. Ему нравилось тепло, хотя видеть свет он уже не мог. А когда я подошла, чтобы узнать, как он, то увидела как некогда мои самые любимые глаза смотрят на меня как на пустое место. Он не узнал мой голос, мои руки. Он вновь не узнал меня. Человек, который когда-то любил меня больше жизни. Я смотрю в его лицо снова и снова, и это невыносимо, потому что оно не выражает прежних чувств. И ради меня он пожертвовал собой. Но сейчас я понимаю, что не хотела этого. Потому что нет большего мучения, чем каждое утро встречать его чужую холодность и беспомощность. А по вечерам вспоминать о том, чего я лишена. Ведь теперь, спустя годы, я понимаю, что в моей жизни уже никогда не будет ничего из того, о чем я мечтала. Ни дома, ни настоящей семьи, ни сыночка. Всё это разрушено. Я потеряла то будущее, которое хотела. Я уничтожила его, потому что осталась с Карлосом»».

Джейн не выдержала и захлопнула книгу, не дочитав. Ей было горько и больно. Незачем читать дальше о том, как сложно было той женщине. И так ясно, что она мучилась, мучался её муж, их любовь превратилась в страдания. Мария жалела, но уйти не могла.

Картер больше не могла это читать. Она обхватила голову руками, запустив пальцы в волосы, и закрыла глаза. Нет. Лучше бы она никогда не получила это разрешение и не попала в Особую секцию. Дело даже не в разрушившейся надежде, нет. Дело в этих словах Марии. В этом крике мольбы со страниц, в этом плаче о её сломленной жизни. «…Я понимаю, что в моей жизни уже никогда не будет ничего из того, о чем я мечтала. Ни дома, ни настоящей семьи, ни сыночка», - снова и снова звучало в голове, разрывая её болью. И внезапно сменились другими словами, произнесенными мечтательным нежным голосом: «У нас будет чудный дом, с белым заборчиком. И садом. Большим-большим. В нем будут расти ромашки. По вечерам мы будем сидеть у камина, пить горячий шоколад и разговаривать». Джеймс.

Джейн ощутила горечь во рту. Ничего этого не будет. Сейчас ей вдруг стало ясно это, как никогда. Слепой и беспомощной, она не сможет иметь нормальную жизнь ни с ним, ни с кем-то другим. Не посадит ромашки в саду, не выкрасит забор белой краской, не будет выгуливать собаку и танцевать с Джеймсом. Не родит сына. Никогда.

И чувство пустоты задавило её своей тяжестью, погрузилось на плечи, сгибая и готовясь сломать. Она потеряла свою жизнь. Свое счастье. И что теперь? Что же будет теперь? Неужели она сможет заодно со своей сломать еще и жизнь Джеймса? Чтобы он страдал так же, как Мария Стэнли. Чтобы и его мечты разрушились. Джейн не сможет дать ему семью и детей. Не сможет подарить ему счастье. И даже ее любовь у нее отнимут вместе с памятью. Джеймс этого не заслужил. Только не он. Он имеет право на лучшую жизнь, чем просто мучительное существование. Чем то, что ждет её.

Джейн знала это. И сейчас вдруг поняла, что должна сделать. Она никогда не подставит Сохатого. Она слишком сильно его любит. И не позволит сломать ему жизнь ради нее. Она ведь понимает, что благородный верный Джеймс никогда не отвернется от нее сам, не бросит ее, слепую и беспомощную. Значит, она сделает это сама. Пусть лучше ему будет больно сейчас и какое-то время. Чем всегда. Если её не будет с ним, то у него получится все - дом, семья, сын и счастье. Но не с ней.

Это было больно. Слишком больно. Но Джейн заставила себя подняться, убрать книгу и выйти из библиотеки. Все было как во сне. И ей хотелось, чтобы путь до гостиной был как можно длиннее. Она шла как в трансе. Не различая встречавшихся ей учеников, не замечая ничего. Дыра в груди разрасталась с каждым шагом. Но путь не мог быть вечен.

– Джейн, эй, ты что пароль забыла?

Картер моргнула и вдруг поняла, что уже давно стоит перед портретом. На нее слегка удивленно смотрел Фрэнк.

– Да, - туманно кивнула она. Долгопупс все еще пребывал в недоумении, произнес пароль и первым вошел в гостиную. Он оглянулся, и Джейн пришлось последовать за ним.

Каждый шаг давался ей с трудом. Словно она шла на казнь. И каждый метр приближал её к плахе. Но так будет лучше. Для Джеймса. Он не должен страдать всю жизнь и ломать свои мечты.

Сириус и Питер сидели в креслах у камина. Римуса не было с ними, но Джейн заметила его рядом с Эми на диване. Сохатого не было.

– Где Джеймс?
– голос оказался чужим и надломленным. Это заставило Сириуса поднять на подружку глаза, и они тотчас засветились тревогой.

– Наверху, - ответил первым Питер. Блэк смотрел все так же внимательно, но Джейн не обратила на него внимания.

Сейчас. Она должна сделать это сейчас. Или потом у неё не хватит духа. Она стала героем для Эдгара. Пора сделать то же самое для Джеймса.

Лестница еще никогда не казалась столь крутой и короткой. Спустя пару мгновений, как показалось Картер, она уже оказалась около нужной двери и без стука вошла.

Джеймс рылся в своем шкафу - что-то искал. На звук он обернулся, и лицо его озарилось.

– А вот и ты, - заметил он.
– Я бы подумал, что ты сбежала от меня с когтевранским принцем, да карта показала, что ты опять зависла в библиотеке, и я не стал мешать.

Язык словно окаменел, и Джейн не могла выдавить ни слова. Вместо этого она вдруг ощутила сдавленный вздох в груди и едкую боль в глазах. Лицо Сохатого изменилось. Вся беззаботность сменилась тревогой.

– Джейн… - Поттер сделал шаг ей навстречу, протянув руки вперед. И Джейн отшатнулась.

– Не надо.

Если он обнимет её, если прикоснется к ней, она не сможет сделать то, что должна.

Джеймс нахмурился.

– Что с тобой? Что случилось?

Глаза в глаза. Джейн слышала, как колотиться её сердце, как срывается дыхание, чувствовала, как всё внутри дрожит. Она должна сказать. Должна. Но не знает, как.