– У тебя была причина, Лунатик, - горько усмехнулся Джеймс.
– И ты честно признался в ней Эми, прежде чем попытаться её оставить. Джейн не сказала мне ни слова. Она просто взяла и разбила всё, что мы создавали. Что за причина может быть у нее?

Джеймс потряс головой, ощущая, как отчаяние тянет его на дно. И он устал сопротивляться этому гнетущему чувству. Пора ему опустить руки, поддаться этой пустоте и утонуть с головой в своей боли.

Рем молчал. Не знал, что сказать. Потому что говорить было нечего. Даже в его всепрощающих глазах не было оправдания поступку Джейн.

– Я хочу спать, - соврал Джеймс. Но Лунатик понял, что это означало, что друг хочет остаться один, и разговор окончен. Он поднялся, подхватил свою книжку. Напоследок сжал плечо Поттера и пошел к дверям. Однако на пороге остановился и тихо добавил:

– Всегда есть причина. И ты не узнаешь её, если отступишь.

Джеймс не ответил. Он тяжело опустился на подушку, глядя в потолок. Но там, в темноте, он видел лицо Джейн. Она улыбалась ему той особенно улыбкой, что всегда загоралась на её губах только для Поттера. Никому и никогда она не улыбалась так же. При этом в её карих глазах вспыхивали яркие фейерверки. Джеймс слишком хорошо знал Картер, и образ этот был четким, словно вырезным на потолке. Она была там такая настоящая, так близко, но в то же время недосягаемо далеко.

Джеймс знал, что когда Джейн занята чем-то сложным, она запрятывает прядку волос за ухо, даже если та ей не мешает. Когда девушке скучно, она всегда рассматривает собственные пальцы. А если прикусывает нижнюю губу, значит, её что-то терзает или она придумывает, что сказать. Она терпеть не может, когда кто-то меняет её имя, кроме Джеймса. Громко фыркает при ласковых прозвищах, данных ей Бродягой, и совершенно не ведется на его очарование. Любит красный цвет, скорость, клубничные кексы и рисовать. О, рисовать она может сутки напролет. Что угодно. Особенно людей. А еще Джейн обожает Рождество и радуется ему больше, чем Дню Рождения. Она знает кучу маггловских книжек и готова на всё ради друзей. Вспыльчивая, упрямая, самоуверенная и до глупости благородная. Джейн Картер. Девушка, которую Джеймс потерял.

Он закрыл глаза, стараясь отключить свои мысли. Но ведь так всегда - чем сильнее пытаешься уснуть, тем меньше на это шансов. Устав ворочаться, Джеймс поднялся и подошел к окну. Туч не было, и в черноте неба сияли звезды. Одна из них, маленькая, у самого горизонта, словно подмигнула Поттеру. Та звезда, что Джеймс когда-то подарил Джейн. Кажется, так давно. А всего-то на пятом курсе. Тогда они еще были просто друзьями. Кем же они друг другу стали теперь?

– Сохатый, ты не спишь?
– в приоткрытую дверь вместо со светом ворвался голос Питера. Вот кто еще не проводил с Джеймсом сегодня курс психотерапии. Что ж. По крайней мере, они могут покончить с этим сейчас. Чтобы больше не возвращаться к данной теме.

– Заходи, Хвост.

Питер ввалился в комнату и включил свет.

– Если ты пришел узнать, в порядке ли я, то да, - произнес Джеймс, садясь на кровать.
– Нет необходимости обращаться со мной, как с тяжелобольным.

– Я знаю, - Питер с самым невинным выражением лица сел напротив Джеймса.
– Я вообще-то пришел не за этим.

– Нет?
– вот теперь Джеймс удивился и даже забыл о своей боли.

– Мы с Фрэнком поспорили, кто был чемпионом Лиги по квиддичу в позапрошлом году, - произнес Хвост.
– Он говорит, что Паддлмир Юнайтед, но я же помню, что это были Стоунхейвенские сороки. Разве нет?

Пару секунд Поттер лишь оторопело смотрел на друга, а потом начал соображать.

– Так… Два года назад… - Джеймс нахмурил лоб, вспоминая.
– Постой, это не то финал, где Сороки только за счет снитча обыграли Кенмарских коршунов?

– Точно!
– хлопнул в ладоши Питер.
– А я не мог вспомнить, как называется эта ирландская команда.

– Дарен О’Хара отстоял матч на ноль, но его команда проиграла, - припомнил Джеймс. Он не был на этой игре, но вместе с отцом слушал трансляцию по радио. Мистер Поттер тогда орал не хуже сына при каждом ярком моменте, передаваемом комментатором, и ругался почем зря на игроков Стоунхвейских сорок, что те не могу забить. Джеймс же переживал за Коршунов. А точнее, ему нравился стиль игры их вратаря, и потому, пока ирландцы вели, ликовал.

Питер с несвойственным ему вниманием взглянул на Джеймса и улыбнулся.

– Отлично, пойду, скажу Фрэнку, что я прав. А то это зазнайка уверен в своей правоте, - произнес он, вставая с кровати.

И Джеймс, провожая его взглядом, вдруг понял, что сделал Питер. Он не пришел жалеть его или давать советы, как сделали Сириус и Рем. Он просто помог Поттеру отвлечься, а это было лучшее, то, в чем Сохатый нуждался. Потому что сейчас ему и правда стало легче.

– Эй! Питер!
– Джеймс окликнул друга, пока тот не ушел.

– Что, Джеймс?

Джеймс улыбнулся и кивнул.

– Спасибо.

Питер засиял и вышел. Удивительно, что именно он понял, что сейчас нужно Джеймсу. Тяжело вздохнув, Сохатый забрался под одеяло и закрыл глаза. Улыбка на губах растаяла. Но ему стало чуть легче. Потому что когда есть друзья, готовые быть с тобой до конца, тьма не кажется вечной. И мысли о Джейн он пытался вытеснить из головы воспоминаниями об отце и тех вечерах, что они проводили вместе, слушая трансляции квиддича. О тех матчах, на которых они побывали.