– Хоггово отродье! Сгинь!
– завопил он, пытаясь вырваться из рук, сжимавших его, и отползти подальше от Жанны. Я рванулся было помочь ему, но не успел... Жанна резким движением вынула из-за пазухи кинжал и легко, словно вылезшую из платья нитку, перерезала безумцу горло. Он тихо захрипел и рухнул на снег. Люди в ужасе отшатнулись, стараясь не смотреть на Жанну.

– Что ты творишь! Зачем?
– почти закричал я, хватая Жанну за рукав. Я был в каком-то ступоре, увиденное не доходило до меня, слишком несправедливое и жестокое... Зачем?! Они же и так мясо, рабы, шли на верную смерть...

– Ты мог бы помешать. Задумайся над его словами, малыш. Безумец ли он?
– тихо шепнула Аена. Я не понял ее слов, а спрашивать не было времени. Меня переполняло возмущение. Я развернул к себе Жанну и заглянул ей прямо в лицо. И меня передернуло. Ее глаза не были безумными, нет. Они были темными и гипнотизирующими, такими темными, что у меня захватило дух. Она только что убила человека, а вела себя так, как будто только что смахнула грязь с сапог.

– Я не творю, я разрушаю. Устраняю мусор, так сказать, - ехидно и совершенно спокойно добавила она. Глаза постепенно становились обычными, тьма снова стала просто окрашенной в черный радужкой. Я задохнулся от возмущения:

– Зачем?! Зачем было убивать его?

– Чтобы дать понять всем этим людишкам, что я не терплю такое поведение. Воспринимай это, как казнь, как акт справедливости. Малая кровь оправдывает путь к утопии, - усмехнувшись, добавила Жанна. Я вздрогнул. Это слова, которыми я оправдываю все свои поступки. Путь к утопии жесток и полит кровью. Но сейчас это звучало дико и противоестественно.

Мы отошли на довольно большое расстояние от залитого кровью места и собрались устраиваться на ночлег. Темнело, небо походило на разверзшуюся бездну или пасть голодного демона. Мороз ощутимо щипал кончики пальцев и нос. Я стоял в стороне ото всех и смотрел на суетящихся, как в муравейнике, каторжников. Черный плащ развевался на обжигающем ледяном ветру, длинные светлые волосы хлестали по лицу. А каторжники быстро устраивали стоянку - очищали площадку от снега, устилали мехами, привязывали неспокойно ржущих лошадей, собирали где-то хворост. Под издевательскими окриками и заливистым смехом Жанны они работали довольно быстро. Помнили ее уроки.

Я все еще не мог с ней нормально общаться, когда я думал о ней, то мне представлялись черные глаза, как небо над нами, и кровь на снегу... "Я слышал их... Они мне шептали...", - вспомнились мне слова сумасшедшего.

– Не вешай ярлыки, малыш. Ты не знаешь, и не суди, - шепнула Аена. Я решил не переспрашивать - это надолго затянется. Мне не хотелось рассуждать о морали. Хотелось горячего глинтвейна и тишины. А вместо этого - снег, белый снег вокруг...

– Ирвен Виктор, вы там и будете стоять? Вы же замерзнете!
– вежливо окликнул меня чей-то голос. Я вздрогнул, резко оборачиваясь. Это был Теодуш. Нос посинел, губы прыгали, легкая козлиная шубка совсем не спасала от холода. Но он не думал о себе. Он спрашивал не холодно ли мне. И опять эта излишняя сентиментальность! Я приобнял Теодуша за плечи и ласково спросил:

– А ты чего не идешь ко всем? Жанна уже разожгла костры, иди, грейся. А мне не страшно, - добавил я, краем глаза заметив Жанну. Тонкая фигурка на фоне полыхающих костров. И как она их разжигает на таком ветру? И из замерзших ветвей? Хотя, мне понятно... В тот момент, когда я посмотрел на нее, Жанна наклонилась над очередной вязанкой хвороста, сделала вид, что чиркнула огнивом. Возможно, мне показалось, но я увидел, как на лбу и запястьях руберы полыхнули алые татуировки. Впрочем, это могли быть отсветы полыхнувшего тут же огня. Я замер, с восторгом и ужасом глядя на полыхающий на фоне черного неба костер. Каторжники, как пиявки к голым ногам, потянулись к костру. Я поежился - а там тепло.

– Я за вами пришел, ирвен. Вы эрру Жанну не хотите видеть, да?
– поинтересовался он, заглядывая мне в глаза. Я вздрогнул, услышав это имя. Какое точное попадание! Он определенно не дурак. И... он прав. Я действительно не хочу ее видеть. Слишком все запутано. Слишком странно сочетание ненависти и желания.

– Пожалуй, ты прав, - непонятно зачем, ответил я. Не хотел я ему лгать...

– Она страшная женщина, она несет смерть... Но вам она дорога, ирвен. Я все еще прав?
– лукаво спросил Теодуш, внимательно изучая мое лицо. Губы, прыгающие от холода, изогнулись в мягкой улыбке. Странная, уверенная и красивая фраза. Все-таки этот поэт - глубокая личность. Но мне не до этого. Я думал о Жанне.

– Возможно, - уклончиво ответил я, вглядываясь во тьму. Секунду назад мне померещились чьи-то глаза, красные, похожие на отблеск костра или искру из огнива. Я сделал Теодушу знак оставаться на месте и шагнул во тьму, вглядываясь все пристальнее. Кто-то стоял в стороне от нас. Какие-то тени... Я решил, что это кто-то из каторжников совершает побег. Но почему он не бежит? Видит же меня! Но силуэт не исчезал. Я повернулся, быстро пересчитал каторжников - восемнадцать, как и должно быть за вычетом двоих умерших и тридцати тех, кто должен присоединиться по пути.

– Ирвен Виктор! Прошу к столу!
– послышался насмешливый окрик Жанны. Я оглянулся - Жанна стояла неподалеку и махала мне рукой. От костров пахло солониной и дымом, у меня от голода закружилась голова, я даже слегка облокотился о Теодуша, чтобы устоять ровно. От Жанны не укрылось мое движение.

– Пошли, пошли.

– Нет, подожди! Объясни, что это было, - твердо произнес я, стараясь, чтобы мой голос прозвучал, как команда. Пусть она не узнает, насколько меня это задело. Не узнает, что и я умею сомневаться...