Шрифт:
Мы устроились на ночлег. Каторжники подбавили дров в костер, покормили лошадей и привязали их к редким, но высоким деревьям. Все было относительно спокойно, я начал дремать, как вдруг кто-то принялся усердно трясти меня за плечо. Я вскочил и отмахнулся, и только потом увидел испуганного Теодуша. В его щенячьих глазах плескался панический ужас и неведомое благоговение.
– Ну что там еще?
– буркнул я. Безумно хотелось спать, тело удивленно вопрошало, не самоубийца ли я - так над ним издеваться.
– Я видел их...
– невнятно произнес Теодуш, вцепляясь в мою руку. Я оглянулся - все, кроме Теодуша и трех часовых - двух каторжников и толстого деда, спали беспробудным сном. Даже Жанна.
– Кого? Сны?
– саркастически предположил я, но поэт яростно замотал головой, так, что я даже испугался, не сорвется ли она.
– Нет! Их!
– я вздохнул, но, как оказалось, зря. Ответ добил меня окончательно:
– Чертей!
– Ко-ого??
– я чуть не упал, спасло только то, что я и так лежал. Теодуш энергично затороторил, отчаянно жестикулируя:
– Я пошел в лес... э... опорожнить мой мочевой пузырь, и встретил там их... Высокие, в глазах - огонь, с хвостами... Они меня не заметили... От них веет смертью...
– загадочно произнес поэт, заглядывая мне в лицо. Я зевнул. Черти, значит... Только их мне для полного счастья не хватало...
– Ирвен, что вы собираетесь делать?
– донесся до меня встревоженный голос Теодуша. Я сладко потянулся и рявкнул:
– Спать!
– Вы серьезно, ирвен? Странно!
– Что странного, если человек, прошедший весь день пешком, хочет спать в два часа ночи?!
– раздраженно произнес я, выговаривая чуть ли не по слогам. Поэт задумался. Видимо, решил, что раз с чертями не вышло, стоит рассказать байку про ангелов. Или про саму Смерть, чего уж мелочиться-то!
– Я их вижу!
– вдруг завопил Теодуш, наваливаясь на меня. Я вскочил, понимая, что поспать не удастся. Вскочил с твердым намерением вправить сумасшедшему поэту мозги, или, за отсутствием оных, просто немного улучшить форму головы. И застыл в недоумении...
– Я... тоже их вижу...
– прошептал я. Фигуры прорисовывались в стороне леса. В темноте, словно горящие угли, сияли татуировки у них на руках и лбах. Обнаженные, словно выточенные из белого мрамора тела были прикрыты черно-красными плащами. По всей видимости, именно полы плащей Теодуш принял за хвосты. Это были руберы. Они нас тоже заметили, потому что я испытал волну жара, исходящую от них, а снег начал таять у меня под ногами, обнажая черную замерзшую землю. Предупреждение. Я оглянулся на Жанну, но она спала. А часовые тупо смотрели в одну точку, будто ничего не происходило. Я собрался было закричать, но меня опередили - тихий вкрадчивый голос прошелестел:
– Они спят, ирвен. И ты их не разбудишь. Нам нужно поговорить с тобой.
– Может, с Жанной?
– с надеждой спросил я.
– С тобой, ирвен, - из темноты вышел высокий мужчина. На лбу и запястьях горели алые татуировки. За его спиной ясно очерчивались другие фигуры. Похожие на Жанну, бледнолицые, с алыми губами и черными глазами.
Теодуш, мелко дрожа, вцепился в мою руку. Я улыбнулся и холодно заметил:
– А вам не кажется, что для светской беседы день - более подходящее время суток?
– мужчина оценил мою шутку. Красные, как кровь, губы растянулись в странной ухмылке, будто резиновой и жуткой.
– Для светской - да. А для допроса...
– он не договорил, а я еще не понял. Рубер пристально заглянул в мои глаза. Его глаза сперва напоминали пылающие угли. Чуть позже - прогоревший пепел. А еще позже - пустота, в которую я провалился, как в колодец... Сначала закружилась голова, а потом я ощутил, как сосущая боль пронзает меня. Я схватился за грудь, но болело не тело. Словно каленым железом... Боль была настолько сильной, а главное - необъяснимой, что я чуть не потерял сознание. Меня словно медленно жгли изнутри, поджаривали на вертеле. Я хотел оторвать взгляд, но не мог. Его глаза притягивали. В них было что-то, что манило, и в то же время - убивало. Медленно, постепенно, как убивает наркомана пахучая трава.
– Отдай то, что ты прячешь! Отдай!
– прошипел он, размеренно, монотонно. Я попытался вздохнуть, но грудь болезненно сдавило, словно я глотнул битого стекла. Отдать... Почему-то я подумал об Аене. На миг боль ослабла, я зачерпнул ртом свежий морозный воздух.
– Держись, малыш! Выбирай смерть... Смерти нет, малыш, это последнее испытание. Вспомни вкус родниковой воды, запах свежескошенной травы, цвет рассветного неба... Ты сможешь жить без этого? Если да - тогда отдавай...
– Нет, лучше убей меня!
– просипел я, падая на снег. И только упав, понял, что боли нет. Перед глазами больше не метались разноцветные мушки, я видел белый снег, черное небо и сияющие звезды. Губы странным образом растянулись в счастливой улыбке.
– Значит, не хочешь? Как хочешь. А ты мог бы стать счастливым!
– с наигранной жалостью произнес мужчина. Фигуры у него за спиной шагнули ко мне, но он остановил их.
– Ты хочешь умереть? Легко!
– я зажмурил глаза... И мне вдруг показалось, что все - сон. Странный, глупый, ненужный сон, аллегория, где смысл сокрыт за семью печатями, а смерть - мираж. На самом деле реальны только высокое зимнее небо, холодный воздух и колкий снег под щекой.