Затаив дыхание, я осторожно подполз к своему ружью и зарядил его. Фазан был настолько близко, что стрелять с лежачего положения было невозможно. Я бесшумно поднялся на ноги и прицелился. Черная лоснящаяся птица УПРЯМО маячила под самым дулом моего ружья.

От слабости и волнения руки мои дрожали нервной дрожью. Я выстрелил. С резким криком черная тень метнулась у меня перед глазами и исчезла в чаще.

В бессильной ярости я швырнул ружье на землю и чуть не заплакал от досады. Разбуженный выстрелом Джек вскочил в ужасе и ошалело бросился в кусты, полагая, очевидно, что повторяется рассказанный им недавно случай о двух ночевавших в лесу товарищах. Мне стоило больших трудов успокоить его, и это помогло мне и самому успокоиться.

Густой кустарник по-прежнему теснился со всех сторон, и мы шли по колено в воде вниз по течению Ледяной Реки. Так мы, конечно, продвигались гораздо быстрее, но и тут не обходилось без препятствий. Время от времени мы наталкивались на свалившиеся поперек реки гигантские стволы поваленных бурей эвкалиптов. Такие преграды высотой до десятка метров были нам не по силам, и приходилось снова делать мучительный длинный обход через колючие кусты.

У меня осталось всего лишь два-три патрона. Промахнувшись с расстояния трех шагов по крупной дичи, я боялся тратить последние выстрелы на канареек. Но ничего другого нам не попадалось, и последние патроны шли в оборот. Опять за весь день нам достались на двоих чашка жидкого бульона и ничтожный комочек птичьего мяса.

Неужели мы еще не прошли этих злополучных 18 километров? Река становилась все глубже, и нам приходилось порой идти по пояс в ледяной воде. От голода и усталости мутилось сознание и пестрые круги расплывались перед глазами.

Джек, шатаясь, выполз на берег, уселся на песок и заявил:

— Больше я никуда не пойду. К чему мучиться? Все равно мы никогда отсюда не выйдем.

Я дико огляделся вокруг. Пора было пустить в ход последнее крайнее средство. Ударом приклада я убил первую попавшуюся на глаза змею — она оказалась неядо витой — и, не говоря ни слова, принялся разводить костер. Я отрубил ей голову, длинное, жирное поблескивающее тело разрезал на куски. Создалось впечатление, что на углях жарится какая-то необычная колбаса.

Когда «жаркое» было готово, я молча положил несколько кусков на лист папоротника и пододвинул их Джеку. Он с ужасом отвернулся. Но когда он увидел, что зубы мои вонзились в жесткое мясо и я стал жадно глотать его, он тоже не выдержал. Стараясь не глядеть на меня, он также взял в руки кусок змеи и с отвращением стал есть. Вкус змеи был терпкий и напоминал очень жесткую залежалую вяленую рыбу.

Я был уверен, что мой расчет окажется правильным: если змеи могут спасать от голода туземцев, то я не видел никаких причин, почему бы им не спасти нас. Мне припомнилось заклинание из «Джунглей» Киплинга:

«Мы все одной крови, вы и я!»

Когда я встал после этого памятного привала, Джек тоже с трудом поднялся и потащился за мной. Последующие дни проходили как в тумане. Мы жарили змей, грызли какие-то корни и все время, дрожа от холода, продолжали идти по воде, которая местами уже доходила нам до шеи.

Так мы дотащились до места, где нам снова преграждал путь рухнувший поперек реки гигантский эвкалипт. Тут я ясно почувствовал, что ни у одного из нас не хватит сил еще раз предпринять длинный обход. С ожесточением отчаяния я бросил в воду ружье, которое уже давно служило мне палкой, нырнул под ствол дерева и, барахтаясь между сучьями, вынырнул на противоположной стороне.

— Джек, Джек! — отчаянно завопил я.

Очевидно, Джек почуял в моем голосе нечто необычайное, так как в один момент он очутился возле меня.

Широко открытыми глазами мы смотрели на представившееся нам зрелище. За сотню шагов впереди белел новенький, очевидно недавно срубленный, деревянный мост, и по обе стороны его пролегала широкая проезжая дорога.

Ошеломленные, не смея верить своим глазам, мы выбрались на мост. Голова кружилась. От ледяной воды и от нервного напряжения мы дрожали мелкой дрожью. Но что это такое? Голодная галлюцинация? Я украдкой взглянул на Джека. Но нет: его взгляд был устремлен в ту же сторону, и Джек выглядел не менее озадаченным, чем я: под кустами у самой дороги лежал мешок с мукой.

Мешок с мукой не был галлюцинацией. Мы поспешили развести костер и, вспоров слегка мешок, тут же стали стряпать лепешки и пожирать их полусырыми. После десятидневной голодовки такая диета могла привести к очень серьезному заболеванию, даже со смертельным исходом. Но, к счастью, в это время вдали показалась запряженная лошадью телега, на которой восседал владелец мешка. Сначала он несколько испугался, увидев у своего мешка двух голых дикарей, но когда он приблизился и узнал про пережитые нами бедствия, радушно пригласил нас к себе в дом.

— Поживите у меня, ребята, отдохните, соберитесь с силами, я буду очень рад. Вы первые новые люди, которых мы видим здесь за прошедшие два года.

Мы, конечно, с радостью приняли это приглашение. Наш гостеприимный хозяин жил совершенно один в маленьком домике, окруженном лесом. Шаг за шагом он отвоевывал у буша свой узкий посевной участок.

Иногда мы помогали фермеру вывозить срубленные деревья. В такие дни собака хозяина Чики (что значит «нахал») никогда не упускала случая увязаться за нами. Под колодами лежавших деревьев всегда ютились ящерицы. Стоило нам откатить колоду, как Чики бросался на них и, смачно хрустя зубами, пожирал их тут же на месте.