— Никогда не видал, чтобы собаки ели ящериц, — удивился Джек.

— Если люди могут есть змей, то почему бы собакам не полакомиться ящерицами? — откликнулся я.

— Молчи! — злобно зашипел на меня Джек, — Неужели тебе не стыдно рассказывать про «это»? — Он почему-то считал наше приключение позором.

Про этого же Чики фермер рассказал мне интересный эпизод. Однажды Чики пропал. Разыскивая его в лесу, фермер услышал в кустах знакомый лай и с радостью поспешил туда, уверенный, что найдет свою собаку. Собаки нигде не было, а лай все же продолжался. Впоследствии выяснилось, что это проделки жившей неподалеку птицы-лиры: эти птицы обладают еще более совершенной способностью подражания, чем попугаи. И вот птица-лира научилась подражать лаю Чики с таким искусством, что ввела в заблуждение самого хозяина.

Скоро Чики нашелся. Оказалось, что он был укушен змеей и отправился в лес залечивать свои раны какими-то известными ему целебными травами.

После нашего трудного перехода мы наслаждались тихой и безмятежной жизнью в домике фермера… Я много бродил по лесам, но даже встреча один на один с медведем не нарушила спокойной обстановки.

Австралийский медведь коала — это небольшое мохнатое существо из породы сумчатых, достигающее не более четверти метра в длину и довольно неуклюже карабкающееся по деревьям. Но в Австралии все наоборот, и потому гораздо более опасной следовало считать мою встречу с ящерицей на берегу небольшого ручья, окаймленного зарослями гигантских папоротников.

Единственным моим оружием была старая коса без ручки, которую я захватил с собой для того, чтобы нарезать свежих листьев папоротника для нашего ночлега на сеновале. Набрав большую охапку, я уже собрался уходить, как вдруг в молодой поросли что-то зашевелилось и оттуда показалась безобразная серая голова какого-то чудовища, чрезвычайно похожего на одну из знаменитых химер на башнях собора Нотр-Дам в Париже. Вслед за головой потянулось длинное туловище, и на тропинку выползла гигантская серая ящерица. Это была австралийская гоана. нередко попадающаяся в лесах восточной Виктории и за свои гро-мадные размеры прозванная «гипслендским крокодилом».

Повадки этого животного еще мало изучены, и о нем ходят разнообразные противоречивые рассказы. Одни утверждают, что гоанв1 ядовиты, другие решителвно это отрицают. Распространено мнение, что рассерженная гоана с шипением гоняется за человеком и старается его укусить. Признаюсь, что. когда я читал про это в Мельбурнской библиотеке, у меня зародилась честолюбивая затея проверить это наблюдение на личном опыте, Однако теперь, когда двухметровое чудовище находилось в нескольких шагах от меня, всякая охота к натуралистическим исследованиям у меня пропала, и я ограничился тем, что, крепко сжав в руке свою косу, стал в оборонительную позицию.

Ящерица презрительно зашипела, медленно переползла через тропинку и скрылась в зеленой чаще. Мне оставалось утешаться тем, что удалось хоть наполовину проверить легенду о шипящей и нападающей ящерице.

Надо сказать, что встреча с годной, как и вообще все мои приключения в районе Голубых Альп, была для меня полной неожиданностью. Чтобы видеть «настоящую Австралию». мне казалось необходимым забраться в дебри Гипсленда, а между тем здесь, всего лишь в нескольких десятках километров от Мельбурна, я успел повидать все своеобразные достопримечательности австралийской природы.

Лето подходило к концу, и пора было подумать о возвращении в город, чтобы найти себе работу на зиму или снова искать пристанища на корабле дальнего плавания.

Джек намеревался еще некоторое время остаться у фермера. Распростившись с ним, я через несколько дней уже снова шагал по улицам Мельбурна.

Игорь Забелин

ДОЛИНА ЧЕТЫРЕХ КРЕСТОВ [28]

История, которую я собираюсь рассказать, началась, подобно десяткам, если не сотням других историй, со старых бумаг, найденных на чердаке старого дома. Правда, нам не пришлось подниматься за ними со свечой в руках по ветхой лестнице на ветхий захламленный чердак: мне позвонили из геолого-географического отделения Академии наук и попросили зайти вместе с моим товарищем Березкиным. Во дворе Президиума Академии, слева от главного здания, стоит двухэтажный флигелек, окрашенный в желтый цвет. Мы вошли в него и поднялись на второй этаж. Нас принял сотрудник отделения Данилевский, уже немолодой человек, чуть располневший, с седеющими висками. Мы не знали, зачем нас вызвали, и не пытались угадать: у нас с Березкиным давно вошло в привычку правило не мучить себя домыслами, если через некоторое время нам все равно откроют истину.

Данилевский извлек из ящика письменного стола две тонкие, сильно потрепанные с ржавыми подтеками на обложках тетради и положил их перед нами.

— Вот, — сказал он и легонько пододвинул тетради к нам, — Из-за них мы вас и пригласили. Эти тетради полтора месяца назад переслали в адрес Президиума из Краснодарского краеведческого музея. В сопроводительном письме директор музея сообщил, что тетради были обнаружены на чердаке какого-то полуразрушенного дома на окраине Краснодара. Бумагам все-таки повезло: они пережили и гражданскую войну, и фашистскую оккупацию…