Шрифт:
– Вы в следующий раз нам позвоните, когда дама с гостем приедет сюда.
– Обязательно.
Таксиста, молодого парня нашли быстро. Он долго отнекивался, но ехать в отдел не захотел и сказал, что такую парочку высадил возле гостиницы "Центральной". На фотографии он Хана признал не совсем, заявив:
– Может и он, кто их разберет, я не присматривался к нему.
– А женщина?
– На ней была шляпа с полями, прикрывавшими лицо. Её я совсем не рассмотрел.
Ясно было одно, Хан поработал со свидетелем или же был в парике, с наклеенной бородой, и тёмных очках.
– Нужно установить за домом слежку.
– Где мы людей возьмем?
– Остается контакт с Холмсом по соседству.
Милицейские будни шли своим обычным ходом. Преступление. Раскрытие (не всегда), тренировки в спортзале. Личного времени было мало, но когда оно находилось Василий не знал куда его девать - это свободное время. Он прекрасно чувствовал себя пока был занят, малейшее высвобождение начинало испытывать его подлой памятью, обязательно подкидывающей как нарочно воспоминания, от которых он бежал прочь. Сегодня он ехал к отцу на помощь. Дача находилась в пятнадцати километрах от города и он быстро домчался. Мать была там с вечера. Василий вошел в калитку и увидел мальчика, вернее подростка с волевым выражением лица. Одет он был в шорты и майку. На голове белая отцовская кепка.
– Здравствуй, тезка, - приветствовал он гостя.
– Здравствуйте, - ответил Василий и протянул ему загорелую руку.
– Мы с тобой заочно знакомы, а сегодня только встретиться удалось.
– Ваша занятость похвальна. Только праздный человек способен на плохие поступки.
– Твоя теория?
– Общая. Выводы из наблюдений. Вы надолго, Василий Андреевич, - спросил его гость.
– Зови меня Василием.
– Хорошо. Вы еще молоды и это не будет фамильярностью.
Прошли в дом. Анна Ильинична хлопотала вокруг стола, спешила с обедом.
– Я помогу вам, - Василёк подошёл к ней, взял в руки картофель и нож.
– Я сама, - запротестовала женщина.
– А это вы зря, - рассудил парнишка.
– Трое мужчин, голодных и одна женщина, которая совсем не обязана одна готовить обед.
– Ничего. Я успеваю. Уже всё варится.
– Да? Хорошо.
Они с Василием отправились к деревьям, где были привязаны гамаки. Там же стоял маленький столик под увитой виноградом крышей. Гамаки помимо деревьев были закреплены с угла к стойке крыши. Уютно покачиваясь, Василёк сказал:
– Тут так же мирно и красиво как было у нас в лесу.
– Ты помнишь это?
– Мои приёмные родители не дали мне забыть всего, что я должен был запомнить. Мы ежедневно прокручивали, как сказку перед сном, мои воспоминания и это прочно укрепилось в памяти. Как таблица умножения или алфавит. Я прекрасно помню все образы, может быть они несколько видоизменены, но я уверен, очутись я там снова, сразу узнал бы всех. Их невозможно забыть. Что-то очень чистое, далёкое, словно пришло ко мне сегодня вновь. Это ваш сад так подействовал на мое воображение. Я раскис, как кисейная барышня.
– У каждого есть слабые места.
– Даже у таких как вы, закаленных оперуполномоченных уголовного розыска?
– Все мы люди, - вздохнул Василий.
– Можно вас спросить?
– Конечно. Только не вас, а тебя.
– Хорошо тебя. Вы хорошо искали своего пропавшего сына?
– Хорошо. До сих пор ищу. Видимо тот, кто его похитил, слишком крепко подготовился к этому варварству.
– А вы не, я имею ввиду вашу семью, не пытались дать обстоятельный материал в газете? Центральной, так как тот, кто это сделал не может держать теперь уже большого мальчика здесь, в городе?
– Нет. Было много шумихи сразу после совершения дикого преступления, телевидение, газеты были подключены в течении длительного времени, но никаких новостей о пропавшем похитителе мы не узнали.
– Это было в масштабе города?
– И области тоже.
– И все-таки нужно было подключить прессу центральную.
– У нас даже фотографии сына не было. Ему исполнилось всего два дня.
– Извини, а почему расстался с женой?
– Это слишком деликатная область и тебе не понять...
– К сожалению, мне пришлось постигать всё самому. Я в свои годы уже изучаю психологию, пытаюсь найти оправдание поступку моих родителей, если они живы.
– Мне приходится встречаться с мерзостями жизни по работе.
– А мне по самой жизни. Накормить и обуть человека, дать ему одежду - это так мало. Человек рождён жить в обществе, но не в толпе. Когда вокруг тебя много людей, но ты конкретно никому не нужен - это очень плохо. Безразличие к твоему горю или радости делает человека замкнутым, достает из глубин души все пороки. Наши многие ребята озлоблены, ненавидят всех подряд, попадают в тюрьму, а им всего-то нужно было обычное человеческое тепло. Крайне необходимо, чтобы вечером кто-то подошёл к твоей постели и пожелал "Спокойной ночи". Мне редко приходилось оставаться наедине со своими мыслями. Повезло, что был дед Роман и окружающие нас люди, потом люди, которых я считал своими родителями. Демьян - вундеркинд превратил меня в достойного ученика. Всеми знаниями я обязан только ему. Моими учителями были книги. Не чтение без разбора, а постоянная подборка нужной литературы для меня Демьяном. Мы с ним обсуждали классику, говорили о политике, учили естествознание и физику. Он выучил меня грамоте. По видимому есть истина в непререкаемой фразе - "Пути Господни неисповедимы". Сейчас мне встретились вы. Ваша семья для меня - как глоток свежей воды в зной. Я припоминаю родники деда Романа. Так вот вы все для меня такой родник.