– Маш, - Бобби озарила идея, - а среди предложенных Регентом кандидатур есть русские?

– Российские, - поправила его Маша, - мы же не по чистоте крови, а по месту жительства их сортируем. Есть. Две. Один паренек из Москвы, другой из Ростова. Оба вполне…

Она обняла Бобби и чмокнула его в щеку.

– Ты умница! Мы поедем, чтобы на месте помочь организовать выборы. Вот только… Говорить-то я говорю, но я там с трех лет не была. Мне страшновато. Особенно после твоих рассказов.

– Может, Войцеха попросить? – неуверенно предположил Бобби.

– Войцех там на дуэль кого-нибудь вызовет. Или еще какую-нибудь великосветскую архаику устроит.

Маша задумалась и вдруг просияла.

– Я знаю, кто может нам помочь. Ты еще не знаком с моей бабушкой?

Комментарий к 92. Кеннилворт. Манхэттен. Нью-Йорк. Маша

*Престол Амерлин – титул главы «Белой Башни» в эпопеи Джордана «Колесо Времени». В ее аналоге было решено оставить это наименование.

========== 93. Парк-Слоуп. Бруклин. Нью-Йорк. Брунгильда ==========

Дневные часы она провела вороном, забившимся в самый темный угол грузового отсека Боинга. Поспать в этом виде не удалось, лишь вздремнуть вполглаза, да еще и тени, для пущей надежности скрывавшие ее от посторонних глаз, приходилось непрестанно придерживать. К тому моменту, как самолет поднялся в воздух, Брунгильду терзал жутчайший голод. Ей пришлось напрячь волю до предела, чтобы вернувшись после заката к обычной форме, не ринуться, ломая перегородки, в салон самолета, откуда тянуло жарким запахом крови пассажиров.

В грузовом отсеке, кроме ворона, оказалась пара крупных собак в клетках, но Валькирия предпочла воспользоваться консервами. Все эти новшества претили ей, но, если подумать… Если хорошо подумать… Мир изменился к лучшему. Разве смогла бы она прежде преодолеть тысячи миль за восемь часов? Разве смогла бы затаиться на корабле, не наводя пассажиров и экипаж на мрачные подозрения?

Осушив пару пакетов, Валькирия почувствовала не только физическое облегчение. Все, происходившее за последнюю сотню лет, казалось ей странным. Прежде мир не менялся. Или менялся с такой скоростью, что даже Сородичи почти не замечали этого. Узкие штаны сменялись широкими, мечи – шпагами, потом аркебузами… Но даже пушки не шли ни в какое сравнение с отравляющими газами или ковровыми бомбардировками. Когда она изменилась? После залитых кровью полей Первой Мировой? После того, как узнала, что кровавую мясорубку Второй зачинщики пытались оправдать теми легендами и преданиями, на которых зиждилась ее преданность Всеотцу? Как получилось, что она, бессмертная Валькирия, встала в один строй со Скотом, с пищей? Или все дело в том, что она увидела, как из тех самых легенд вышли не только подземные жители, цверги, которые даже во времена ее живой юности считались сказкой, но и реальное, ощутимое зло, в равной степени враждебное всему миру?

Мир, который она помнила, поначалу все ширился. В него приходили иноземные воины, неся на остриях мечей новую религию, новую веру. Веру рабов, так странно сочетавшуюся с неумолимой жестокостью завоевателей. Они казались совсем чужими, не лучше орков или йотунов из легенд. А потом… Мир вдруг сжался до размеров крохотного голубого шарика в необъятных просторах Вселенной. Шарика, половину которого легко можно было обогнуть за восемь часов, отделявшие Осло от Нью-Йорка.

Самолет мчался на запад, догоняя ночь, а гордая воительница сидела в грузовом отсеке, и кровавые слезы пятнали рваные голубые джинсы на охваченных сильными руками коленях. Чуть не две тысячи лет Валькирия знала, чьим приказам ей следует подчиняться, каким путем следовать. Это было легко. А теперь ей впервые за долгие века приходилось думать самой, принимать решения, от которых зависела не только ее судьба. И платить за совершенные прежде ошибки. Но одно Брунгильда знала точно, никакое раскаяние или наказание не станет достаточной платой. Прошлое следовало оставить в прошлом, и все начинать сначала. Пока счет не сравняется. И дальше.

Из ближайших соратниц Брунгильды, Валькирий древности, уцелели всего две. Сигрун, засевшая в Калифорнии, слишком тесно спелась с Ассамитами. Предложение развязать локальную ядерную войну не столько испугало Брунгильду само по себе, сколько навело на мысль, что подобные методы даже для Ассасинов выглядят слишком бессмысленной жестокостью. Война ведется за поля, за скот, за право рыбной ловли. За власть, в конце концов. А кому нужна власть над выжженной радиоактивной землей, на которой не останется пищи ни для Сородичей, ни для Скота? И Валькирия горела желанием узнать, кому именно. В том, что этот «кто-то» реально существует, она почти не сомневалась.

Это оставляло только один вариант. Скрывающаяся в Нью-Йорке Ингрид. Рысь никогда прежде не праздновала труса, не пыталась увильнуть от ответственности, свой долг выполняла с честью. И ее нынешний уход в тень говорил о том, что представления Ингрид о долге изрядно изменились. Брунгильда расцепила пальцы, тряхнула светлыми волосами, в льдистых голубых глазах сверкнул холодный огонь. К йотунам Рагнарек, Геенну и прочие концы света! Этот мир стоил того, чтобы за него сразиться даже с самими Богами.

Они поохотились вдвоем, соблюдая древнюю традицию дружбы и гостеприимства. Охотничьи угодья Ингрид лежали в Проспект-Парке, в «Ущелье», где звенящий по камням ручей бежал вдоль густых лесных зарослей. Романтический уголок дикой природы в самом центре Бруклина привлекал любителей побродить под летними звездами, и добычу долго искать не пришлось. Будь на месте Валькирий кто-нибудь из клана Тореадор или Вентру, у парней, засидевшихся за полночь на небольшой полянке, остались бы неясные воспоминания о двух красавицах-блондинках, неожиданно решивших составить им компанию. Но Гангрел были охотницами до мозга костей. Парней спугнул треск сломавшейся под чьим-то быстрым шагом ветки, темные неясные тени за спиной погнали в гущу леса, тихое рычание заставило сердца быстрее погнать кровь.