— Своим — это кому? — так и до сих пор не влившись в привычную колею работы, не врубилась я, вертя башкой по сторонам в поисках Мии, отчего-то тащившуюся всю дорогу в стороне. Кажется, она меня старается избегать, а то и всех… От нашего старого отряда остались единицы, патрулировавшие теперь городские улицы с молодняком, следя за порядком. Ричи, остальных ребят и старших членов фракции раскидали по полигонам, готовясь отражать возможные атаки.

— Своим — это дружинникам народным, бл*дь, — презрительно хмыкнул Вин, — не доверяют нам афракционеры свою защиту, а это уже третий труп на их территории.

— Третий? — я только присвистнула. Вот уж охренеть можно! — Не доверяют, а как хвост прижало — вызвали…

— Ты пока по лесам бродила, многое пропустила и ни хрена не в курсе. Пришлось договариваться с ними, бесстрашных мало во фракции, в основном, молодняк зеленый, который нам нужно натаскивать, — оглянувшись на наш «зеленый» отрядец, прогундел Вин закуривая. И правда, года не прошло, как они инициацию закончили. — Теперь дружинники в открытую патрулируют улицы своего района, с нами наравне.

— Ясно, — киваю я, пытаясь переварить новости. — А что с тем задержанным, которого мы захватили в деревне с прибором? Не в курсе? Как им доверять после такого?

— А что ему будет, сидит. Вернется кто из лидеров и решат, что с ним делать. И мы не доверяем им, и они нам, а работать придется вместе, как ни крути. Вот и оживление, мы на месте.

На самом подходе к парку, отгородив территорию, столпилась небольшая группа мужчин, одни разгоняли любопытных зевак, так и желающих сунуть носы и поглядеть на происходящее, двое, сидя на корточках, рассматривали распростертое на земле тело. Одежда на них была самая обычная, удобная и повседневная, не принадлежавшая ни к одной фракции. Вооруженные, но огнестрел примерно зачехлен в кобуру. Вин прямиком направился к ним, узнать подробности.

— Чего вы позеленели, придурки? — послышался голос Мии, разгоняющей побледневших ребят. — Труп, что ль, первый раз видите? Марш прочесывать парк, а то еще заблюете тут все. Докладывать обо всем сразу.

Бесстрашные разбредаются по парам, Мия, коршуном поглядывая за ними, утопала к Вину, а я, протолкнув тошнотворный комок в горле, остаюсь в центре событий. Зрелище явно не для слабонервных! Мужика, словно на ремни резали. Вся одежда и примятая трава под ним, залиты кровищей. От мертвого запаха мутит.

— Его явно не переносили и не подбрасывали, убивали прямо тут, — нацепляя резиновые перчатки, подсаживаюсь я к дружинникам, осторожно убирая с тела порезанное и окровавленной тряпье. Мать твою! На груди и животе живого места нет от ножевых ранений. — А резали-то с умом, чтоб помучить… Раны не глубокие, но кровавые и больные. Скорее всего, от потери крови и умер. Лицо чистое, без повреждений. Мизинец сломан, но костяшки не сбиты. Значит, не драка, — продолжая осматривать тело, бубню я под недовольные взгляды мужиков. У них прямо на лбах написано недоумение и презрение к тому, что тут баба затесалась и умничает. Бл*, и эти не понимают того, что у бесстрашных нет разделения по половому признаку, когда дело касается работы. — Мочка уха отрезана. И во рту что-то есть… Чего это? Мия, фонарик есть?

Сунув мне фонарик, Тревис как-то отстраненно рассматривает убитого, мыслями находясь где-то далеко. Не знаю, что с ней, вот только после моего возвращения, я не наблюдаю ту самую Мию, которую знала раньше. Она отмалчивается, смотрит не так, будто виновато, срывается на злость частенько, перестала со мной секретничать. Мысли всякие лезут в голову, одна другой гаже и горше, но я гоню их прочь. Лезть к подруге в голову, для меня слишком бесцеремонно, да и тяжело это, не чужой же человек, поэтому молча жду, когда она сама созреет и все расскажет.

— Наверное, опять кредиты, — сдержанно прокомментировала бесстрашная, пока я подсвечивала пропитанную кровью и слюной бумагу. — Характер повреждений тот же, что и у предыдущих двух жертв. Этот тоже из ваших? — поинтересовалась она у мужчин. — Дружинник?

— Наш. Ночью в патруль не заступал, не его смена, а утром мальчишки нашли, — согласно отозвался мужчина постарше.

— Чего ему ночью в парке понадобилось, не знаете?

— К бабе ходил, видимо, но не дошел.

— Что за баба? Ее опрашивали? Имя…

— У него их десяток был, мог к любой направляться.

— И никто ничего не видел и не слышал? Жилые дома совсем рядом, что жители говорят?

— А ничего. Говорят, что никто не орал ночью, здесь район тихий, — разозлился дружинник на Тревис, растирая пятерней затылок, как от головной боли. — Был тихий. За месяц, уже третье убийство здесь. И все дружинники. Его звали Савл, мужик сильный был, х*й кто к нему так просто подобрался бы, он мог постоять за себя. Да и остальные, не сказать, что хилые были.