Шрифт:
Она поклялась. Холод пробежал по спине Теона. А потом я тоже умру. И она. И мать. Мы можем умереть все вместе. Он всхлипнул и заплакал.
Аша посмотрела на него то ли с испугом, то ли с беспокойством. Она надеялась, что он сам перестанет, но он продолжал рыдать. Его тощие плечи тряслись, он прижимал к лицу грязные беспалые руки, и тогда она подсела к нему поближе и обняла.
Теон положил голову ей на грудь, чувствуя на языке вкус соплей и соли. Он плакал и не мог остановиться, а она неуклюже баюкала его. Простите меня, простите, простите. Нет, лорд Рамси, ваш Вонючка не плачет, ваш Вонючка так счастлив, так счастлив… нет, пожалуйста, не надо, прошу вас… нет, только не это, заберите мой палец, заберите руку, нет, нет, лорд Рамси, не надо, я ваш, я ваш, нет, милорд… нет… НЕТ… НЕТ!
Прошла вечность, прежде чем слезы иссякли. Он икнул, всхлипнул и затих; глаза слипались, а в горле было сухо, словно туда песка насыпали. Может быть, снег заметет наши следы. Но есть ли надежда на спасение? Как им добраться до берега, если сугробы становятся выше день ото дня? Как им не погибнуть от холода, страха, голода, волков, чудовищ, посланных дядей Эуроном? Она права. Я не должен был брать Винтерфелл. Мне следовало поехать на Красную Свадьбу и погибнуть вместе с Роббом. Но Теону уже было все равно. Он хотел лишь лежать в объятиях Аши и слушать, как она напевает ему. Это была какая-то дурацкая детская песенка про крылья у рыбы и пальцы у коровы. Ему нравилось. Он чувствовал себя счастливым в полуразрушенной башне, засыпанной снегом. У них есть солома и одеяла – это все, что нужно. Они могут остаться здесь, а она будет петь ему.
Теон не знал, сколько прошло времени. Аша не отпускала его, просто молча сидела, положив подбородок ему на макушку. Наконец сквозь сломанные ставни просочился серый свет, отбрасывая на пол тени, похожие на лезвия ножей.
Аша встряхнулась и встала.
– Сейчас вернусь, - сказала она. – Посмотрю, сколько снега намело.
Теон не возражал. Он смотрел, как она спускается по лестнице и исчезает внизу. Он слышал, как она перепрыгивает через несколько ступенек, шлепает лошадь по спине, отодвигает камни от двери, витиевато ругаясь, как это было у нее заведено. Он почувствовал дуновение холодного воздуха… А потом настала тишина.
– Аша? – с тревогой позвал он. Что если она ушла, что если ее утащило чудовище, вылезшее из-под снега? Что если Рамси ждал их снаружи всю ночь?
Снова тишина, которая длилась несколько ударов сердца. Затем он услышал, как его сестра быстро идет через нижний зал, а потом она поднялась наверх и одним рывком забралась к нему.
– Гребаное пламя преисподней, - выругалась она. – Снаружи есть люди.
– Люди? – холодный пот потек у Теона по спине. – Сколько? Где?
– По меньшей мере пятьдесят, а то и сотня. Довольно далеко, с той стороны поля. Я слышала, как они разговаривают, но слов разобрать не могу. Не знаю, кто это, но похоже, не Болтоны, не Фреи и не Баратеоны.
«Старые боги», - подумал Теон.– «Они знают мое имя».
– Что нам делать?
– Останемся здесь, будем сидеть тихо. – Аша уже затаскивала лестницу наверх. На ее сильных жилистых руках вздувались мускулы. Десять пальцев на руках, десять на ногах. – Снега насыпало фута на два. Если попытаемся выбраться, они сразу поймут, что мы здесь были. Остаемся здесь. Сидим тихо.
Теону не нужно было повторять дважды. Он дрожа накрылся одеялом с головой и лежал так, слушая, как колотится сердце. Пару раз он выглядывал наружу и видел, что Аша стоит на коленях у окна, напряженная и неподвижная. Он решил было присоединиться к ней, но тут его сестра сказала:
– Твою ж мать. Они идут сюда.
Нет. Нет! Так нечестно, он просто хотел, чтобы их оставили в покое. Но вдруг Аша отбежала от окна и распласталась на полу. А потом раздался могучий удар в дверь, сначала один, потом другой. Послышался низкий голос, словно доносящийся из бочки:
– Ну-ка, кто здесь прячется? Выходи! Хар!
«Уходите», - лихорадочно взмолился Теон.– «Уходите, уходите, уходите».
Но эти люди не ушли. Вместо этого раздался громкий треск, когда дверь сорвали с петель, и в нижнем зале послышались тяжелые шаги. Лошадь испуганно заржала при виде пришельцев, уничтожив слабую надежду на то, что их не найдут. Другой голос произнес:
– Это самая безобразная лошадь, какую я видел за всю свою жизнь. Такую даже красть стыдно, разве что какой-нибудь разрыцарский рыцарь прискачет на ней ко мне и будет умолять, чтобы я принял ее из его рук.
– Да уж, ты прав, Сорен, - фыркнув, промолвил первый. – Хорошо, что мне с моим здоровым членом на лошадь не залезть.
– Да уж, Великанья Задница, ты-то у нас здоровый куль с дерьмом. Убедись сперва, есть ли у тебя шанс заполучить эту развалину. – Второй повысил голос. – Вам лучше вылезти, поклонщики. Это Сорен Щитолом, Харль Охотник, Странник и Великий Морж. Да, еще Тормунд Громовой Кулак, но он не в счет.
«Одичалые», - подумал Теон. К счастью, ему не много доводилось общаться с вольным народом, но любой, кто достаточно прожил на Севере, слышал истории об одичалых. – «Что они делают так далеко к югу от Стены?»
По крайней мере, это не Бастардовы ребята. Теон не хотел, чтобы его застрелили, он не хотел, чтобы они поднялись наверх и убили их с Ашей, и в нем проснулась храбрость, о которой он уже и забыл. Он отбросил одеяло и подполз к лазу, ведущему вниз.
– Мы наверху, - крикнул он. – Пожалуйста, не трогайте нас.