Вздыхая, Муору вогнал лопату в землю и поднял первую порцию грязи. Точно таким же движением он зачерпнул ещё грязи, потом ещё, ещё, ещё...

И, несмотря на огромное число повторений этих действий, ко времени, когда начало смеркаться, он не закончил даже половины.

Хотя юноша и привык к подвижному труду, вполне ожидаемо было устать. После всех утренних усилий, направленных на мытьё в резервуаре, он вымазался таким толстым слоем грязи, какой был на нём до мытья. Пусть Муору и являлся заключённым, теперь он думал, что нынешнее состояние служило ему наказанием. Но если это правда, то наказанием за что конкретно?

Это было ложное обвинение. Я не сделал ничего плохого. Он коснулся груди и припомнил картину, виданную им по утру.

И тут же почувствовал, как одна часть его тела неожиданно стала твёрже.

Несмотря на случайность произошедшего, подглядывание за Мелией определённо было преступлением.

Он весь день думал, что лучше всего сказать, если им доведётся встретиться. Без сомнений, первое, что должно покинуть его рот, — это извинение. Содеянное им было постыдным; иначе это не описать.

Решив все для себя, юноша направился обратно к резервуару и помылся. Однако грязь уже словно впиталась в его коленные чашечки и кончики пальцев, и сколько бы воды он на себя ни лил, от грязи отделаться не удавалось. Но желая охладить голову, парень ревностно выливал на неё одно ведро за другим, подобно какому-то религиозному аскету.

Вскоре он двинул в сторону кладбища и вдали увидал знакомый оранжевый свет, плывущий в ночной тьме. Он приближался к нему с такой же безжизненной скоростью, как и всегда.

Хорошо, может, она не так сильно сердится.

Если бы девушка сердилась, она не стала бы с ним встречаться. Эта простая мысль подбодрила его.

— Мели... — Но как только он попытался заговорить, девочка замерла, оставив между ними приличное расстояние. Всё ещё испытывая чувство вины, Муору не стал к ней приближаться.

— ...

— ...

Повисла неприятная тишина. Будет плохо, если я не смогу как следует извиниться. Муору попытался открыть рот, но прежде чем он успел что-то сказать, заговорила Мелия.

— Не выходи ночью какое-то время.

Муору словно врезали по носу, и ему захотелось пнуть себя за то, что зря себя обнадёжил.

— Прости меня. Наверно, ты всё же злишься, — сказал он, стыдливо свесив голову.

Мелия, чьё лицо скрывалось под капюшоном, тряхнула головой.

— Я не злюсь.

Девушка своим поведением показывала ему: «Тебе не нужно извиняться».

— Правда, прости, я не специально! Я с чего-то проснулся раньше и пошёл прогуляться. Потом я услышал воду, и мне стало интересно... Нет, правда, хоть я и увидел тебя там, я не собирался подглядывать...

Муору покраснел. На середине своих объяснений он умудрился запутаться настолько, что забыл, о чём пытался сказать. Словно вернулся в начальную школу.

— Пожалуйста, ради всего святого... — сказал Муору, но было непохоже, что его отчаянные слова достигали девочки.

— Я вовсе не злюсь. Просто прошу: какое-то время по ночам оставайся в конюшне. Ни в коем случае не выходи на улицу. Пожалуйста, я умоляю тебя...

Она схватила край накидки так крепко, что побелели костяшки пальцев. И, не разжимая хватки, она молила его оставаться внутри снова и снова.

Не имея иного выбора, в последующие дни Муору вернулся к рытью гигантской ямы. Ночи же он проводил в загоне, не находя конца тревоге и глядя на разваливающуюся стену, чтобы скоротать время.

Он не имел понятия, сколько девочка имела в виду, говоря «какое-то время», но она сказала просто не выходить наружу, что означало конец их отношениям.

Если юноша думал правильно, то фраза «какое-то время» должна означать, что скоро тревожное ожидание подойдёт к концу.

...но два или три дня его тело прямо-таки все чесалось от нетерпения. Тут правда ничего не поделаешь? Это ведь было неумышленно... Он опять начал забивать голову возможными извинениями. Единственным способом заглушить эти мысли было услышать Мелию. Вот именно, хоть парень и сомневался в том, что может высказать ей всё, что хотел, больше ему ничего не оставалось.

Затем, однажды ночью, он неожиданно услышал собачий вой, доносящийся с кладбища.

Не в силах расслабиться, Муору решился выйти из загона.

Полностью лишённое облаков звёздное небо выглядело совсем как обычно; как будто за те два дня, проведенные в загоне, ничего не переменилось.

Но... почему? Почему я покрылся гусиной кожей?

Парень попытался легонько потереть руки. Он привык к ночному кладбищу, потому его вид никак не мог его напугать и пустить по телу мурашки... Наверно, воображение разыгралось.