– Ну и ладно, а я так пойду.
– Мэгги передернула плечами в чересчур просторной хлопковой рубашке, заправленной в старые джинсы.

– Одевайся, как знаешь, - равнодушно кинула Брианна, выходя из комнаты.
– Но соизволь прибрать крысиное гнездо на голове.

Мэгги, хоть и скривила губы, но глянула на себя в зеркало, что висело над комодом.

"Иначе не скажешь", - подумала она, слегка позабавившись тому, как всклокочились и спутались ярко-рыжие локоны.

– Я же работаю, - крикнула она вслед Брианне и быстрым шагом догнала ее у подножия лестницы.
– Моим выдувным трубкам все равно, как я выгляжу. Это тебе надо встречаться с людьми день и ночь, а мне - нет.

– И люди благодарны тебе за это. Сделай себе хоть бутерброд, что ли, Маргарет Мэри,- добавила Брианна, направляясь в кухню.
– Ты выглядишь изможденной.

– Нет, - Мэгги продолжала ворчать, но голод повел ее к буфету.
– Я выгляжу беременной.

Брианна так и застыла на ходу.
– Что? О, Боже, Мэгги!

– И, если это на самом деле так, - виновата будешь ты, - пробормотала Мэгги, с хмурым видом разрезая буханку свежего хлеба.

Брианна развернулась и радостно обняла сестру.

– Какое пикантное заявление! Думаю, мировая медицинская общественность всерьез им заинтересуется.

Мэгги наклонила голову, в глазах появились смешинки.
– Кто у нас тут недавно родил, позвольте спросить? И кто дал мне на руки прелестную маленькую девочку, спустя пару минут, как она родилась, так, что у меня помутился рассудок?

– Ты, правда, не расстроена, что у тебя может быть еще ребенок?
– Брианна отступила назад, закусив губу.
– Как Роган? Доволен?

– Он еще не знает. Я сама не уверена пока; но чувствую.
– Мэгги невольно приложила руку к животу.
– И, нет, я не расстроена. Просто дразню тебя. Я вся в ожидании.
– Она чуть потрепала сестру по щеке и снова занялась бутербродом.
– Сегодня утром меня тошнило.

Брианна ахнула, на глаза навернулись слезы.

– Какая прелесть!

Скорчив гримасу, Мэгги направилась к холодильнику.

– Я сейчас не в своем уме, поэтому соглашусь с тобой. Не говори больше ничего, и Грею тоже. Я все же не уверена.

– Ладно, не скажу, если ты сядешь и спокойно съешь бутерброд с чаем.

– Хорошая мысль. Ну, все, корми скорее мою племянницу и переодевайся, а то опоздаем к встрече королевы в аэропорту.

Брианна хотела съязвить в ответ, но только вздохнула и скрылась за дверью, которая вела в комнаты.

В прошлом году, когда она вышла замуж, эти комнаты расширили специально для нее. Весь второй этаж и обновленная мансарда теперь предназначались для жильцов, которые останавливались в "Терновом Коттедже". А здесь, за пределами кухни, жила семья.

Пока Брианна была одна, вполне хватало маленькой гостиной и спальни. Теперь же еще одна комната стала их продолжением: яркая, залитая солнцем детская. Широкие двустворчатые окна открывали взору холмы, а прямо под окнами красовался молодой цветущий миндаль, который посадил Мерфи по случаю рождения Кейлы.

Над колыбелью, вбирая в себя солнечные лучи, сияла маленькая подвижная скульптурка, искусно отлитая из стекла руками Мэгги: единороги, крылатые лошадки и русалки исполняли на солнце обворожительный танец, и, глядя на них, малышка в колыбели будто вторила их движениям.

– Деточка моя, - ласково прошептала Брианна, и вновь нахлынул на нее невероятный поток материнских чувств и эмоций. Ребенок, долгожданный ребенок.
– За огоньками следишь, солнышко? Они - просто прелесть, а тетя Мэгги - такая умница!

Она взяла Кейлу на руки, и, вдыхая детские запахи, словно растворилась в них сама.

– Сегодня ты увидишь другую тетю - тетю Шаннон, из Америки. Правда, здорово?

Пристроив ребенка на одной руке, другой Брианна расстегнула блузку, усаживаясь в кресло-качалку. Бросив взгляд на потолок, улыбнулась: Грей сейчас там, наверху, в студии. Пишет, как обычно, про всякие убийства и насилия.

– Ну, вот и хорошо, - с трепетом проговорила Брианна, когда Кейла обхватила ротиком грудь и стала сосать.
– А когда покушаешь и переоденешься, я смогу оставить тебя с папой, а сама уеду, ненадолго. Ты ведь уже большая. А всего-то месяц прошел, видишь, как. Сегодня тебе ровно месяц.

Из дверного проема, завороженный и смущенный одновременно, Грей наблюдал за сценой. Никто и никогда не смог бы ему объяснить и рассказать, каково это - видеть жену, ребенка - своих, и таких любимых. Кулачок Кейлы покоился на изгибе материнской груди, оба - цвета слоновой кости - сливались воедино. Солнце ласкало их волосы, цвет которых, до мельчайших оттенков, повторял один другого. Мать и дочь глядели друг на друга, и вряд ли Грей выразил бы словами то, как происходит их невероятное единение.