Шрифт:
– Много лет не могу понять смысла песенной прибаутки о ветре:
"Не одна я в поле кувыркалася,
не одной мне ветер в жопу дул!"
– Хорошая прибаутка, к месту и во время вспомнил, так хороша, впору девизом делать. Сии прекрасные строки следует отнести в раздел "утешительных".
Протестующие в Балтии русские выглядят слабыми на голову марионетками: команду "проявить возмущение по поводу" истолковали на свой лад и далее вульгарного погрома не ушли. Поиски вдохновителей беспорядков далее русскоязычных не уходят:
– Какая сука спровоцировала беспорядки!?
– расследования ничего не дают, лишние, и без расследований понятно откуда уши растут, и остаются песни о "поле и кувыркании с голым задом".
Глава 8.
Чутьё и запахи.
Заход в духовность.
– Заявлять "житие мое изобиловало днями ублажения утробы изысканными яствам" перебор, воздерживался, помнил нехватки военных дней во младости. Хотелось пережрать, а нечего.
"Пережрал" грубая форма родственного "перекушал" с одинаковым результатом утробе. Случались переборы, не без греха, но чтобы жить и трудиться во имя угождения чреву - не было.
– Признайся "не получалось", чего там. Кто не любит сладко покушать, и каким нужно быть героем, чтобы вдыхая ароматы богатой кухни переключаться на думы о высоком?
Память о запахах неуничтожима и там, куда приходите в финале - очищаетесь от всякой информации по типу очистки на магнитных носителях, но память о здешних вкусных кусках вечна, неуничтожима и сопровождает вас и там.
– Коли аромат шашлыка из молодого барашка неуничтожим - тамошний мир не так уж и плох.
– Ради проверки заявления о шашлыках готов умереть?
– Готов.
– Там шашлыков нет, только память, но с запахом. О каких шашлыках речь, если нет мешка, куда укладывать яства?
– Обида. И выпивки нет, и от молодости осталась песня с глупыми словами:
"Выпьем здесь, выпьем тут,
на том свете не дадут,
а коль дадут -
выпьем там и тут!" - не забыл?
– Помню. Начало пятидесятых двадцатого столетия от "рж. Христова".
– Память о запахах и вкусах, целиком переходят вместе с душой в невидимый мир. Аромат курочки, запечённой на угольях яблоневого дерева, неуничтожим и остаётся навсегда, в какой бы форме не существовал. Лишившись плоти, земной радости и печали, можете заявить в компании себе подобных:
– Начало жизни положило чудо кулинарии с названием "заокеанские куриные ляжки копчёные в отечестве".
– Почему не отечественные куриные ляжки, но заокеанские?
– Политический вопрос, а политика дело нехорошее, опасное. К тому политика пытается предугадать будущее, а мы сидим в прошлом. Что непонятно с заокеанскими ляжками? Не могут заокеанские производители куриных ляжек закоптить продукцию должным образом, нет таланта.
– До знакомства с заокеанскими куриными ляжками и жизни не было, во мраке пребывал, заокеанская куриная продукция подобна второму "сотворению мира".
Но почему заокеанская курица и ничто иное? Дерево - твоё, курица заморская, подозрения "о дружбе народов?"
– Пожалуйста, бери любой пищевой аромат отечественного продукта без элементов генной инженерии и отправляйся в мир иной.
– А не прославиться ли написанием какого-нибудь закона? Маленького, пустяшного, без надежды на исполнение по причине строгости? внутреннего пользования, но чтобы закон попал под определение "закон суров - но это закон"!
– Тема?
– "Наркоман вправе колоться до поры, пока не отбросит лапти от перебора дозы, но подлежит уничтожению по ненужности обществу.
– Жёстко...
– Нормально, наркоман паразит, ненужность среде обитания нормальных людей. Наркоман сажает на иглу слабых разумом и телом, ему нужны друзья по несчастью.
– По удовольствию...
Под действие закона подпадает всякий, кто портит другого не только посадкой на иглу, но знакомит с алкоголем, табаком и ранними половыми связями...
– ... а равно ликвидации подлежит завлекающий слабых разумом в новые учения. Что ещё придумал, что мечтаешь узаконить?
– Для начала достаточно, излишества вредны, а в законах особенно.