Шрифт:
Доктор Кустов выходит в коридор. Красная ковровая дорожка. Белое ведро уборщицы у одной из дверей. Доктор Кустов вызывает лифт. Ступает на спружинивший под ним пол кабины. Нажимает нижнюю кнопку — F. Двери мягко сходятся. Кабина бесшумно летит в пустоте, на нижний этаж F.
Что означает эта буква, шестая в латинском алфавите? Fata, Fanta, Fatum, Fortune, Fantom, Fantasy, Floor, Flower, Floris, Flat, Finis?.. Faber est suae quisque fortunae?..[59] Fortes fortuna adjuvat?.. Va FAN culo?!.
Кабина замирает. Двери открываются. Антон Николаевич оказывается в холле, заполненном иностранцами, пахнущем хорошим деревом, вкусным кофе, ароматическим дымом табака.
— Il caff`e? Non lo bevo mai, mai. Per il fegato, sa, `e pessimo. Si dice anche che per gl’intestini…
— Tant mieux, tant mieux…
— K'erek k'et k'av'et…
— A quaranta e sessanta anni si diventa un po’ pazzi…[60]
Дама с голубыми прокуренными буклями и блестящими цепочками на морщинистой шее. Похожий на мальчика старичок в светлом костюмчике с золотым перстнем на мизинце. Знакомые все разговоры…
Из-за стойки Антону Николаевичу наперерез бросается атлет в униформе, преграждает путь.
— Нумеро?..
— Number for?[61] — не понимает Антон Николаевич.
— Numero?![62] — повторяет портье все более агрессивно.
Антон Николаевич вглядывается в черные усики. Антон Николаевич всматривается в белые манжеты, узкий узелок черного галстука, золотые галуны.
— Бела Будаи?
— Пожалуйста?!
— Вы меня с кем-то путаете.
— Нумеро?! — зло сверкая глазами, напирая крахмальной грудью, не пуская Антона Николаевича к выходу, повторяет фигляр.
— Три три девять.
— О! Битте!..
Бела Будаи ретируется. Бела Будаи растворяется. Бела Будаи испаряется.
Антон Николаевич толкает вращающуюся дверь. Его выносит на улицу. Тротуар сух. Небо над головой серо. Да, это Будапешт. Он снова в Будапеште…
Антон Николаевич ищет глазами телефон-автомат: надо бы позвонить Петеру Варошу, предупредить о своем приезде. Автомата нигде не видно.
Он спускается в подземный переход.
Да, это Будапешт. Знакомое круглосуточное свечение витрин подземелья! Пронзительные птичьи выкрики продавца газет, перекинутых, точно сырое белье, через руку. Торгующие изделиями своего промысла крестьяне из Трансильвании, примостившиеся у стен с сумками и корзинами. Тулупы. Цыганские глаза. Гуцульские усы жителя Трансильванских Альп. Знакомая колючая седая щеточка усов знаменитого Пьетро Джерми из итальянского кинофильма «Машинист». Небритое, крупное, армяно-итальянское лицо Рафа Валлоне, или Волонте, или какого-то другого артиста из некоего другого фильма. Парад кинозвезд, загримированных под своих героев.
Пьетро Джерми или Раф Валлоне с его мужественным красивым лицом и подернутыми туманом серо-зелеными глазами, которые вдруг оживают, встретившись с взглядом прохожего в кожаном пальто, делает знак рукой. Он нерешительно улыбается Антону Николаевичу, будто стесняясь своего высокого роста, и широких плеч, и огромных глаз. Он протягивает ему, одновременно растягивая сильными руками, осторожно скручивая в жгут, черную плиссированную юбку с вышитыми красным шелком цветочками:
— Ecco…[63]
Вот так ее нужно складывать, друг, сворачивать при хранении, чтобы не смялась, чтобы складки не разошлись. Хорошая юбка, купи…
Нет, — отвечает глазами Антон Николаевич, — no, nem…[64]
Погоди!..
Мне не нужна юбка.
Мамма мия! Путана Ева! Погоди!..
Пьетро Джерми, или Раф Валлоне, крестьянин из трансильванской деревни, знаменитый киноактер, прячет свой яркий товар в корзину. Его длинные пальцы, вылепленные из упругой, телесного цвета глины, роются в потертой пластиковой сумке, проворно снуют там, прощупывают нутро, пока среди тряпья и мятых, рваных газет не отыскивают голубую керамическую вазочку — и такого же голубого цвета становятся вдруг его прозрачные с поволокой глаза.
Семьдесят: растопыренная пятерня и еще два пальца. Семьдесят форинтов. Всего семь тысяч лир. Совсем задаром. Ecco…
Да, но зачем ему эта трансильванская штучка, приобретенная по случаю у отставной кинозвезды времен итальянского неореализма?..
Аривидерчи… Лари видери…[65]
С нелепой, ненужной, хотя и по-своему красивой голубой вазочкой в руке поднимается Антон Николаевич по лестнице — уже по другую сторону подземного перехода, площади, улицы, проспекта — выходит прямо к подножью магазина с золотисто-зеленой, шоколадно-винной витриной.
Телефона-автомата опять нигде нет.
В открытом киоске, распираемом рыхлой черно-белой с отдельными красными вкраплениями газетной массой, он покупает шесть трамвайных билетов — почему именно шесть? — платит шесть форинтов. 6 forint'ert… Узкая полоска плотной желтой бумаги с глубокой и яркой типографской печатью пять раз распорота поперек точечной перфорацией. Хлебные карточки с зубчатыми краями. Банковские билеты. Сертификаты западноевропейской, американской, итало-румынской игральной корпорации «Монополь».