— Постой, постой! Да ты никак шпаришь морзянкой? — удивившись, приподнялся Сережа. Но тут же, махнув рукой, сел снова. — Какая польза? Думаешь, Вера или Яков Маркович твои сигналы поймут?

Петьке такое в голову не приходило и он, разумеется, растерялся.

К счастью, на том берегу к Петькиной затее отнеслись серьезнее. Едва красное и белое замелькало в воздухе, как к Вере бросились двое мальчишек (Петька без труда узнал в них Юрку и Алешку). Посовещавшись с вожатой, а потом и с управляющим, мальчишки тут же умчались в деревню. Зачем? Что им там было нужно?

Это стало ясно минут через десять, когда Алешка и Юрка прикатили к берегу… тележку с девчонкой.

— Ага, ага, что? А ты говорил — не поймут! — обрадовался Петька. — Это же Галя Череватенко.

— Ну и что? Она тут при чем? — не понял Сережа.

— А вот при том! Я же сам записал ей азбуку Морзе в тетрадь. И мы уже тренировались. Гляди!

Он вышел вперед и снова замахал галстуком и платком. Галя поняла его не сразу. Но постепенно связь наладилась, и сигнальщики, хотя и с трудом, начали обмен телеграммами. Петька под диктовку вожатого ответил на все вопроси Веры и Якова Марковича, а потом спросил, как им перебраться на другую сторону. Только этот вопрос лучше было бы не задавать. Вера и управляющий замахали руками, заволновались. Старенькую лодку, которую на всякий случай держали в деревне, оказывается, сорвало с привязи и разбило о камни, а плыть в половодье на плоту, да еще недалеко от слияния двух потоков, значило рисковать.

Яков Маркович приказал Сереже идти с беглецами к Колиной бабке и жить там до конца наводнения.

Когда Петька буква за буквой расшифровал этот приказ, Коля взглянул на вожатого и хихикнул:

— Ага, схлопотал? Меня к бабке небось не пускал, а теперь вот потопаешь туда и сам.

Сережа с сожалением вздохнул.

— Ох и дурак же ты, Колька! Думаешь, мне жалко было пустить тебя к бабке? Да? А о том, что я обязан показать тебя матери, ты хоть разок подумал? Она же тут столько пережила! Видишь вон, плачет?

Степанида, и правда, стоя рядом с Яковом Марковичем, все еще вытирала глаза косынкой. Коля покосился в ее сторону и виновато побрел в кусты…

Разговор через речку продолжался еще довольно долго. Потом Сережа поднял с земля плащ, ружье и весело объявил:

— Шабаш, Луковкин! Хоть ты и непутевый, а с телеграфом своим выручил. Догоняй Кольку. Я сейчас…

Коля сидел на камне под старой черемухой и выковыривал из пятки занозу. Увидев товарища, вскочил, топнул ногой и обрадованно затараторил:

— Вот здорово! Будем жить на пасеке, купаться, загорать. Пошли скорей! Чего рассиживаться! — Однако, увидев, что приятель за ним не спешит, приостановился. — Да ты чего? Ждешь Сергея, что ли? Брось! Он же теперь два часа пропрощается с Веркой. Мы куда уж ускачем!

— Ну! Чего ему прощаться! — возразил Петька. — Выдумываешь все.

— Выдумываю, да? Не веришь, да? — обиделся Коля. — Тогда смотри сам.

Он схватил Петьку за руку, подтащил к берегу и раздвинул кусты.

По ту сторону речки у большой вербы, где недавно толпились люди, было почти пусто. Серая кепочка управляющего и цветная косынка Степаниды, удаляясь, смутно маячили за высоким плетнем. Пионеры неторопливо шагали по переулку к школе. А у берега по-прежнему оставались только Вера да две-три девчонки. Вожатая шла по дорожке в направлении кузницы и махала носовым платком. Сережа, отвечая ей, шагал вдоль речки, тряс над головой рукою и не замечал ни луж, ни палок, ни даже камней, которые попадались под ноги.

— Видал? — спросил Коля. — А ты мне — выдумываешь! Я ж тебе говорил, что они жених и невеста! А невесты да женихи, знаешь, как прощаются?

Петьке стало неловко.

— Да ладно, Коля! — отходя от берега и краснея, сказал он. — Люди думают, что они одни, а мы…

— А я что? — ничуть не смутился Коля. — Я ж тебе первый сказал — брось! Айда к бабке!

Они выбрались опять на тропинку, отряхнулись и через минуту, позабыв обо всем, уже бодро шагали своей дорогой. Над лесом и сопками сияло солнце, кричали сойки, а на душе было светло и спокойно.

И что за удивительная эта штука — жизнь! С тех пор как Петька попал в Кедровку, с ним чуть не каждый день случалась какая-нибудь история — то грустная, то веселая, а то и вовсе не поймешь какая: со всякими приключениями, головоломками и прочим.

Поход на пасеку, если разобраться, оборачивался приключением тоже. И приключением небезынтересным. Ведь посмотреть, какая она, пасека, да как люди обращаются с пчелами, любопытно всякому. Не мешает, между прочим, полакомиться и свежим медком. Только в общем-то это не главное. Даже дураку ясно, что осмотреть пасечное хозяйство да наесться сладкого можно за два часа, а жить у Колиных родственников придется не час, не два, а, может, целую неделю. И это тебе не фунт изюму. Много ли в таежной избушке или возле ульев полезных развлечений? Тем более что старшие будут на работе. Коля, правда, уверяет, что все это выдумки: если, мол, надоест, можно организовать экскурсию в тайгу или на речку. Но рассчитывать на это всерьез не приходится. Дело уже показало, что самовольные экскурсии в тайгу — штука рискованная: можно и заблудиться.

Так, или примерно так, рассуждал Петька, шагая позади Сережи и Коли в день переговоров на берегу Кедровки. А между тем до цели путешествия оставалось уже недалеко. Свернув с проезжей тропы на узенькую дорожку и пропетляв сотню метров в кустарнике, путники неожиданно вышли на большую, поросшую гусятничком поляну.

Впереди, ярко вырисовываясь на фоне леса, стоял белый дом с верандой. Справа и слева перед ним возвышались какие-то хозяйственные постройки, а в самой середине поляны, взобравшись на штабель бревен и примостив на коленях корзинку, восседал пятилетний карапуз.