– Да, моя госпожа. — Он поворачивается к двери, в какой — то миг, задерживаясь на Вайолет взглядом, тень улыбки пробегает по его лицу. Мне бы хотелось, чтобы он работал на дом Камня.

– Впечатляет, — говорит хозяйка Вайолет, отламывая вилкой кусочек лосося. — Хотя дорогое постельное белье лучше держать от нее подальше.

– О, это случается не каждый раз, — пренебрежительно бросает Курфюрстина.

Хозяйка Вайолет промокает рот салфеткой. — Может, ей стоит разогреваться перед выступлением?

Становится все труднее и труднее не закричать на этих людей. Они и понятия не имеют, что значит быть человеком.

Я может быть и не имею богатства или власти, или славы. Я, может быть, и вынуждена играть по их правилам. Но независимо от того, как они относятся ко мне, они не смогут изменить меня, кем я являюсь.

Я человек. Я Рейвен Стирлинг.

Они — монстры.

– Буду иметь в виду, — говорит Курфюрстина, похлопывая суррогата по макушке, как обычно делают собакам.

– А есть ли у нее какие — то особые навыки? — спрашивает хозяйка Вайолет. — Знаете, ведь не у всех они встречаются. Но я предпочитаю суррогатов с проблесками таланта. — Она делает глоток вина. — Моя, к примеру, играет на виолончели.

Я испепеляю взглядом эту женщину, ожидая, что в комнату внесут виолончель и силой заставят Вайолет играть перед всеми. Музыка Вайолет прекрасна и личная, и только ее. Она не принадлежит этим женщинам.

– Я бы очень хотела послушать, — говорит Курфюрстина. Вайолет поглядывает на дверь, с окаменевшим выражением. Я переставляю, что она чувствует, а уж что чувствую я.

Но виолончель так и не появляется и ее хозяйка просто улыбается. — Я уверена, Ваша светлость, что однажды вы это услышите.

Какое облегчение, что и я и Вайолет не будут вынуждены выполнять прихоти, как дрессированные обезьянки, маленькая часть меня разочарована. Потому что, слушая игру Вайолет, я бы почувствовала себя прямо сейчас как дома.

Слезы в моих глазах застали меня врасплох, и я отодвигаю их назад. Это не время для плача.

Разговор продолжается о наших способностях. Оказывается, блондинка — танцовщица. Капризное лицо, кажется, не имеют каких — либо навыков, но графиня хвастается моим талантом в математике, как если бы она действительно знала что — то обо мне, кроме того, что мне не нравится боль, и я вспыльчива. Они говорят о нас, как будто мы их не слышим, как будто нас там нет.

К концу ужина, у меня нет сил злиться. Я просто устала.

Все дамы целуют друг друга в щеки и их фрейлины приносят плащи. Мое сердце сжимается снова при виде Фредерика. Я бросаю взгляд на Вайолет и надеюсь, что «аксессуары» вне дома и правило продолжает действовать, она не должна видеть меня в наручниках и с завязанными глазами.

Я увижу ее снова. Мы обе у основательниц домов. Я увижу ее снова.

Она продолжает улыбаться и поглядывать на меня.

Когда я вернулась в фойе, уже оказалась на цепи.

Других суррогатов тоже посадили на поводки, но никто не носит кандалов с завязанными глазами.

Я получаю представление о том, в чем мы передвигаемся. Это гладкий черный автомобиль, такой я видела только в журналах, и я должна признать, это великолепно.

Мы снова ездим по кругу, а потом меня привели обратно во дворец Камня, его я еще даже не видела.

Залы. Лестницы. Я чувствую запах подземелья прежде, чем мы достигнем его, воздух еще более спертый и затхлый. Мне снимают повязку, вместе с поводком и наручниками, и я вынуждена вернуться в золотую клетку.

Я хочу что-нибудь крикнуть Фредерику, но он вышел за дверь прежде, чем я смогла вдохнуть.

Я так хочу пить, но там только одинокая миска с водой внутри моей клетки. Я вздыхаю и подхожу, чтобы ее поднять.

Она застряла.

Я тяну и тяну, но она должна быть припаяна к полу.

Я стискиваю зубы, сдерживаю слезы, и сгибаюсь над миской, чтобы лакать воду языком.

Глава 5

Я просыпаюсь от скрипящих звуков петель и тупой боли в шее.

Должно быть, я спала на нем неподходяще, хотя я не уверена, что есть правильный способ, как спать на каменном полу.

— Доброе утро, — сказал Эмиль. Я села и стала тереть глаза, скользкие от вчерашнего макияжа. Я смотрю вниз, я все еще в том же платье, что и вчера. Теперь измятого и грязного.

Прекрасно, я думаю. Я немного тру глаза, размазывая тени и тушь по своим щекам.

— Не думай о платье, — говорит Эмиль. — Вы ничего не носите дольше, чем один раз.

— А я и не волнуюсь. — отвечаю я, одаряя его только половиной внимания.