Раздались оглушительные аплодисменты, вызывали: Оратора, оратора. Я вышелъ и снова раскланялся; дйствительно, я могъ констатировать необычайный успхъ. Аплодировали, даже выходя изъ зала.

Директоръ былъ радъ, онъ отъ всей души благодарилъ за помощь. Онъ былъ увренъ, что еще не разъ возьметъ полный сборъ.

При выход, у дверей, меня ждалъ какой-то человкъ. Это былъ мой кассиръ изъ павильона. Онъ присутствовалъ на представленіи и былъ въ восторг. Въ повышенномъ тон онъ восхищался моимъ ораторскимъ талантомъ; я долженъ, во всякомъ случа, читать въ павильон, теперь какъ разъ время объявитъ объ этомъ, теперь, когда люди знаютъ, на что я способенъ. Напримръ, повтореніе рчи о гіэн, въ особенности, если захватить животное съ собой.

Но господинъ директоръ, эта шельма, на слдующій день не захотлъ платить. Если я не заключу съ нимъ письменнаго условія, что завтра опять буду выступать, онъ обратится въ судъ, сказалъ онъ. Мошенникъ плутъ!

Наконецъ, мы поршили миромъ — такъ: онъ долженъ мн заплатить пятъ кронъ. Съ тми тремя, которыя я уже получилъ, это составляло восемь; теперь у меня хватало на обратный проздъ въ Христіанію.

Но написанное онъ желалъ оставить у себя. Объ этомъ пункт мы много спорили, я неохотно оставлялъ ему рчь: это вдь профанація. Съ другой стороны, конечно, она принадлежала ему онъ заплатилъ уже за нее. Въ конц-концовъ я отдалъ. Онъ необыкновенно высоко цнилъ эту работу.

— Такой рчи я никогда еще не слыхалъ, — говорилъ онъ. — Вчера она меня задла глубже, чмъ иная проповдь.

— Да, вы могли въ этомъ убдиться, — отвтилъ я. — Вотъ какую власть иметъ литература надъ человческими душами.

Это были послднія слова, которыя я ему сказалъ. Съ дневнымъ поздомъ я возвратился въ Христіанію.

1910