Шрифт:
— К сожалению, это правда, — признался Хольм. — Перед этим я завернул к Вендту в гостиницу.
— Ничего страшного, — утешила его старая хозяйка. — Мне и самой все это вино ударило в голову, и как это я еще осталась в живых. Смех и грех.
— А что сказал ваш сын?
— Гордон? Он о таких вещах вообще не говорит. Он хороший мальчик.
— А фру Юлия — милая дама.
— Правда ведь? Другой такой поискать. Мы все ее очень любим.
— В общем, все хорошо! — сказал Хольм, снимая с ее платья травинку.
— Чудесно! Бог ты мой, до чего же прекрасен мир! Будь моя воля, никогда бы его не покинула!
В гору не спеша поднимался Август, вид у него был задумчивый. Увидев их, он поздоровался и присел на минутку рядом. В руках у него была рулетка, он то доставал ее из футляра, то убирал обратно.
— А мы, Подручный, осматриваем дорогу, — поспешила сообщить старая хозяйка. — Мне что-то не сиделось дома.
— Само собой, в такой-то погожий день! — согласился он.
— И какая же это выйдет замечательная дорога!
— С Божьей помощью! — отозвался Август.
Аптекарь принял это за шутку и рассмеялся, да что с него взять. Вдобавок он показал на рулетку и развязно заметил:
— Если вы надумали повеситься, то эта штука никуда не годится.
Август:
— Оставьте эти грешные речи!
Аптекарю захотелось поправить дело:
— Ну как, удалось вам получить у судьи свой миллион?
— Миллион? — переспросил Август. — Миллион не миллион, а все ж таки деньги немалые. Нет, я их не получил и никогда, видно, не получу. Но я знаю, Господь, он все равно мне поможет, как и помогал по сю пору.
— Конечно, поможет. Для того он и существует. Чтобы помогать своим чадам.
— Ну все, будет мне рассиживаться, нужно браться за работу, — сказал, поднимаясь, Август.
— Какую работу? — спросила из приличия старая хозяйка.
— Надо кое-что промерить. Консул хочет, чтобы мы поставили здесь ограду. Над пропастью.
— Ух и глубоко же тут! Даже страшно смотреть… Ну что ж, Подручный, до скорого!
Пара удалилась. Август принялся за промеры. Услышав шорох, он поднял голову: у охотничьего домика стоял цыган Александер.
— Какого черта ты здесь ошиваешься? — забывшись, помянул нечистого Август.
— Я только что пришел. Я ходил в горы.
— И что ты там делал?
— А тебе какая разница?
— Разве тебе сегодня не нужно было коптить лосося?
— Уже накоптил. А если тебе еще чего желательно знать, могу рассказать, пожалуйста.
— Давай-ка отсюда, — сказал Август, возвращаясь к своей работе.
Александер не двинулся с места. Он глядел на Августа и все больше и больше злился.
— Черт бы тебя побрал! — крикнул он вдруг. — И чего тебе тут понадобилось именно сейчас?
Август опешил:
— Как что? Мне?!
— Надо ж тебе было сюда заявиться как раз, когда я собирался спихнуть аптекаря в пропасть.
— Я тебя за решетку засажу! — пригрозил Август.
Цыган усмехнулся и прошипел сквозь побелевшие губы:
— Ишь ты, какой порядочный, я и тебя могу подтолкнуть.
— Прежде чем ты успеешь это сделать, я тебя пристрелю, — предупредил Август, вытаскивая свой револьвер.
Цыган сошел на дорогу и побрел вниз. Он пожимал плечами, размахивал руками и что-то выкрикивал.
Август сунул револьвер обратно в карман, закончил свои измерения и записал кое-какие цифры. Он был совершенно спокоен. Да он бы уложил несчастного цыгана в одну секунду.
Взгляд его упал на горное озеро. Походившее на вход в гавань, оно пусть не сразу, но напомнило ему о Рио. В озере плескалась рыба, только как она туда попала? Время от времени та или иная рыбина шлепала по водяной глади, оставляя после себя большой круг.
XVII
В кинозал к Беньямину пришел соседский парень, какие-то у них были секреты, они стояли шептались и о чем-то договаривались: сейчас самое время, считают старики в Северном, новолуние, вёдрено, да и сенокосу не помеха. Поначалу они хотели идти втроем, но теперь решили, что обойдутся без третьего — чтобы, если уж повезет, поменьше делиться, а кроме того, говорили старики в Северном, нет ничего худшего, чем идти целой ватагой, эдак только распугаешь подземных жителей.
В воскресенье они причастились, а после не притрагивались ни к табаку, ни хороводились с девушками, но блюли себя. В восемь вечера поужинали, каждый у себя дома, и, встретившись в условленном месте, тронулись в путь.
Они двигались не разбирая дороги, сперва пробирались лесом, потом лес кончился, и пошли крутые склоны, осыпи и расселины, образовавшиеся после больших обвалов. Устав карабкаться, они сели передохнуть.
— Это ведь не будет считаться за грех — то, что мы делаем? — спросил Беньямин, бесхитростная душа.