Обоих отправили в больницу в Будё.

Происшествие на дорожных работах живо обсуждалось в городе, а «Сегельфосский вестник» откликнулся на него так: «Не следует ли после лечения в больнице поместить Адольфа на некоторый срок в сумасшедший дом, ибо его странное поведение на взрывных работах свидетельствует о временном помешательстве. Его товарищ Франсис повел себя как герой и заслуживает величайших похвал».

Толки вскоре затихли, однако двое лучших рабочих на линии выбыли из строя. Недолго думая Август завербовал Беньямина, который уже успел зацементировать пол в кинозале, а также его товарища по ночным странствиям в поисках подземных жителей. Они не умели производить взрывы, зато здорово били щебенку и сноровисто мостили дорогу.

Старая хозяйка опять пришла к Августу, на нее свалилась новая напасть, почище прежних.

Август, у которого и своих забот хватало, первым делом спросил ее:

— Вы сделали, как я вам советовал давеча? Молились Богу?

— Нет, — покаялась старая хозяйка.

Только вчера вечером долговязый все ж таки полез к ней в окно, хоть оно было и заперто. Влез по отвесной стене, на второй этаж, ну просто неслыханно! Он постучался, а она сглупи и открой, чтобы поговорить с ним и попробовать его образумить, тут он схватил ее, она стала сопротивляться, кончилось тем, что она заставила его спрыгнуть, а он ей снизу грозить, вынул и показал нож. А пусть Подручный посмотрит, что он с ней сотворил! На лице отметины, руки и грудь в синяках, теперь ей нельзя показаться на люди в городе, вместо этого она должна сидеть взаперти и терпеть Бог знает что… милый Подручный, ну что же ей делать?

Август поразмыслил и сказал:

— Оно было бы неплохо попросить помощи у Всевышнего.

Старая хозяйка помешкала.

— Да, конечно. Но скажи мне, Подручный, разве так можно себя вести? Человек он или зверь?

Август:

— Он был пьян.

— Пробери-ка ты его за меня как следует.

Август покачал головой, он сомневался, что это подействует.

— Не подействует? Но что-то должно же подействовать? Я задам ему острастку, непременно задам! — пригрозила старая хозяйка. — Я хочу жить, как все порядочные люди, — сказала она, всхлипывая от сознания своего бессилия.

Август не мог устоять перед ее слезами, он долго раздумывал, словно это была крайняя мера, к которой ему не хотелось бы прибегать:

— Мне ничего не остается, как застрелить его.

— Что? Нет, как можно.

— Мне это пара пустяков, — сказал Август…

Однако человек, о котором они говорили, не заслуживал подобной участи, неожиданным образом он приобрел славу искусного ветеринара и на короткое время затмил даже самого Августа.

Случилось так, что в усадьбе заболела одна из лошадей, а именно верховая кобыла Марны, она напаслась свежей травы, отчего у нее сделались колики и ее раздуло как барабан. Марны дома не было, ну да, ведь Марна уехала, зато остальные обитатели усадьбы, консул с фру Юлией, старая хозяйка, горничные, кухонная прислуга и те из детей, которые уже умели ходить, — все они собрались вокруг кобылы. Стеффен не мог ничего поделать, он «поводил» кобылу, «промял» у нее бока, теперь она не желала двигаться, стояла как вкопанная, растопыря ноги, с потухшими глазами, и лишь иногда норовила лягнуть себя в брюхо.

Цыган Александер заприметил, видно, из своей коптильни, что на лугу толпится народ, и пошел посмотреть, что же там происходит. Его появление никого не обрадовало, он задал Стеффену два-три вопроса, тот неохотно что-то промямлил.

— Вот что, держи ее за узду, да покрепче! — скомандовал Александер Стеффену.

Впившись своими черными глазищами в больную животину, он принялся ее оглаживать, кое-где надавил и, пересчитывая пальцами ребра, стал двигаться к середине брюха, потом повторил процедуру с другой стороны, наметил точку…

Был ли у него заранее припрятан в правом рукаве нож? Не успели они оглянуться, как он всадил его кобыле в бок по самую рукоятку. «Ох нет!..» — раздался придушенный возглас, это не выдержала старая хозяйка. Остальные просто потеряли дар речи.

Не вытаскивая ножа, Александер прижал лезвие к краю раны, чтобы образовалось отверстие. Крови оттуда вытекло самую малость, зато равномерно выходил воздух.

Все это время кобыла стояла смирно, даже под ножом. Спустя несколько минут бока у нее потихоньку начали опадать. Тогда Александер прижал лезвие ножа к другому краю раны и, подержав недолго, вытащил и обтер о траву. Потом обошел кобылу кругом, глянул ей в глаза и кивнул.

— Черт подери! — вырвалось у Стеффена.

Кобыла запросилась на свободу, задергала головой, стала раздувать ноздри.

Александер снова скомандовал Стеффену:

— Поставь ее на несколько часов в стойло, но не давай корму.

— А рана как же? — спрашивает Стеффен.

— Это ерунда. Если хочешь, смажь дегтем.

Фру Юлия все еще не верит своим глазам:

— Значит, она здорова?

— Да, — ответил Александер.

Кобылу принялись похлопывать и поглаживать. Когда она зашагала, живот и бока у нее были поджарые, как и прежде, а в глазах появился блеск. Дети пошли ее провожать в конюшню.

— Спасибо тебе, Александер! — произнес консул.

— Правда, это было замечательно? — восхитилась фру Юлия. — Александер много чего умеет!

— Даже слишком много, — неожиданно сказала с сердцем старая хозяйка. — Он умеет взбираться по отвесной стене.

— Что-что?

— Взбираться по отвесной стене. На второй этаж.

— Да? Как странно.

— А ну как это увидят мальчики, и возьмут с него пример, и шлепнутся?

— Верно, Александер, так не годится, — сказала фру Юлия.