«Скорее всего, это Сью пытается через него извиниться передо мной», — думала Кэрри. Это не удивляло её, но немного пугало, — возможно потому, что в её голове то и дело всплывала фраза «Благими намерениями вымощена дорога в ад».

Но в эти суматошные, лихорадочные дни перед выпускным балом Кэрри куда меньше думала о школе и о доме, чем обычно. Вся её жизнь была после школы, на улицах города или даже на дороге, ведущей к фермерским владениям. Они с Оливией подолгу гуляли там, разговаривая обо всём на свете. Никогда Кэрри ещё не чувствовала себя такой свободной, но свобода пугала её.

«Ты должна идти прямой дорогой», — звучал в голове голос матери. «Господь покарает тебя за грех, который ты совершила».

«Но я не совершила никакого греха!» — хотелось закричать Кэрри в ответ. «Скажи, мама, в чём я виновна? В том, что родилась женщиной? В том, что вообще родилась?»

Последнее время она чувствовала себя очень странно и страшно, моментами ей казалось, что у неё начинается раздвоение личности, о котором пишут психологи и снимают фильмы режиссёры. Две стороны у Кэрри, две её части, две души, и одна из них хочет строить мосты и дружить с Оливией, а другая — вернуться домой, к матери, в тесную, но такую привычную клетку и забыть всё, как дурной сон.

Мама говорит, что душ — это грех, а Оливия возражает: не грех — быть чистой.

Мама запрещает слушать рок-н-ролл, а Оливия смеётся: рок-н-ролл ничем не хуже любой другой музыки, и плясать под него здорово.

Мама утверждает, что любопытство — порок, а Оливия улыбается: не порок, а черта женского характера.

Мама называет мужчин греховными, грязными существами, а Оливия с жаром рассказывает о своём Енохе, и глаза у неё горят, а щёки пламенеют. И как можно поверить, что любовь — это грех, если Оливия так счастлива?

«Разве быть счастливой — грех, мама? Разве жить так, как хочу я, а не ты, — грех? Разве я безвольная кукла и не могу ничего решить сама?»

Поначалу такие мысли казались бунтарскими, греховными, неправильными, и Кэрри в страхе съёживалась, ожидая, что Господь вот-вот поразит её. Но не гремел гром небесный, не сверкала молния, и постепенно Кэрри осмеливалась задавать вопросы не только себе, но и Оливии.

«Когда-нибудь я задам их маме», — думала она, холодея от страха и желания. «И она не посмеет меня ударить, потому что у меня есть Сила».

Неизвестно, подозревала ли Оливия о мятежных думах своей новой подруги, но внешне она оставалась такой же спокойной и дружелюбной, как в начале их знакомства. Они болтали обо всём на свете, начиная от школы и друзей Оливии и заканчивая космическими кораблями. Кэрри знала о них очень мало и была поражена тем, что Оливия знает ещё меньше.

— Мы в Кэрнхолме жили очень обособленно от остального мира, — словно оправдываясь, сказала она. — У нас было о чём поговорить, но о космических кораблях речь как-то не заходила.

На следующий день Кэрри взяла в библиотеке энциклопедию — огромный том, такой большой, что он не влез в сумку, и пришлось нести его в руках. Следующие несколько часов девушки провели в кафе, жадно читая статьи о космосе и поедая салат с бутербродами. На них поглядывали остальные посетители, кое-кто даже показывал пальцем, но Кэрри в кои-то веки было всё равно.

— Ого, книги о магии? — когда она начала собирать сумку, Оливия заметила выглядывающие из неё корешки. — Интересно?

— Да, — Кэрри почувствовала, что краснеет. — Я понимаю, глупо в семнадцать лет интересоваться магией…

— Ничего страшного, — махнула рукой Оливия. — Помню, Джейк постоянно рассказывал истории про Гарри Поттера — мальчика со шрамом в виде молнии на лбу. Он умел колдовать с помощью волшебной палочки и летать на метле.

На миг в Кэрри всколыхнулся привычный, взращенный матерью страх перед колдовством, колдунами и ведьмами, но она тут же напомнила себе: «Я теперь тоже ведьма».

— А кто написал эту историю?

— Мы подозревали, что Джейк сам всё это сочинил, но он утверждал, что это написала одна английская писательница. Он говорил, что она станет известной в будущем.

— Интересно было бы её почитать, — Кэрри отпила остатки апельсинового сока из бокала и поморщилась. — Кисловато, губы щиплет. Я больше вишнёвый люблю. Раньше у нас во дворе росла вишня, но потом некому стало её выхаживать, и она зачахла.

— А у нас в Кэрнхолме много чего росло. Фиона любила ухаживать за растениями, — задумчиво ответила Оливия.

***

На этот раз в сорок третьем году Оливию ждал один Енох. Заметив, что девушка дрожит, он накинул ей на плечи шерстяную накидку — она благодарно кивнула.