— Енох, а где все?

— Любуются трудами Фионы. Она сумела-таки вырастить цветы в середине октября и теперь охраняет их от Джейка. Он всё пытается сорвать розу для Эммы, — Енох пренебрежительно фыркнул.

— А ты?

— А я такими глупостями не занимаюсь.

— А что это торчит у тебя из кармана? — лукаво поинтересовалась Оливия. Енох покраснел и нахмурился.

— Ничего от тебя не скроешь. Я хотел подложить её как-нибудь незаметно… впрочем, бери, — он протянул ей хрупкую белую лилию. При взгляде на неё Оливия почему-то вспомнила Кэрри.

— Спасибо. Знаешь, мне нужна кое-какая помощь от Фионы. Как ты думаешь, она сможет вырастить вишнёвое дерево?

— Думаю, сможет… только не говори ей, что это я сорвал лилию, ладно?

— Считаешь, она не догадывается?

— Может, это Джейк сделал, — пожал плечами Енох.

— Может, — согласилась Оливия. — Только вот Эмма не очень жалует лилии, а я пару дней назад обмолвилась, что люблю белые цветы. Ты это слышал, но и Фиона слышала. Думаю, ей легко будет сделать выводы.

— Зря я притащил из своей библиотеки рассказы о Шерлоке Холмсе, — вздохнул Енох, и Оливия от души рассмеялась.

К Фионе она подошла после ужина и начала издалека.

— Спасибо за лилию. Ты вырастила прекрасные цветы.

— Они были бы ещё прекраснее, если бы кое-кто не топтался по моим клумбам и не рвал их, — она бросила взгляд в сторону Джейка, воркующего с Эммой.

— Цветы созданы для того, чтобы делиться ими, — протянула Эмма.

— Иногда ты рассуждаешь совсем как взрослая, — буркнула Фиона.

— А я и есть взрослая. Мне ведь на самом деле почти девяносто лет.

— А мне восемьдесят пять, но я не философствую.

— Ладно, тогда просто помоги мне безо всякой философии, хорошо? Мне нужно несколько вишен. У тебя есть вишнёвые косточки?

Вишнёвые косточки у Фионы нашлись. Она закопала несколько во дворе и вытянула руки с растопыренными пальцами. Даже Оливии, привыкшей к подобному зрелищу, становилось не по себе, когда Фиона начинала проявлять свою странность. Лицо у неё раскраснелось, волосы выбились из-под косичек, руки тряслись так, как будто девочку лихорадило. Но её старания не пропали даром — из-под земли вытянулся росток, потемнел, отвердел и, змеясь, потянулся вверх. Вскоре во все стороны поползли ветви, на них заблагоухали белые цветы, быстро сменившиеся вишнями — не очень крупными, но гладкими и вкусными даже на вид.

— Всё, — Фиона устало опустилась на землю и стёрла пот со лба. На разливающийся в воздухе запах прилетели пчёлы — видимо, их выпустил Хью.

— Ты умница, Фиона, спасибо! — Оливия расцеловала бы девочку, не будь та недотрогой. Впрочем, имелись исключения — она охотно приняла помощь подбежавшего Хью. Оливия же направилась к дереву, разгоняя пчёл взмахами руки.

На следующий день она прихватила с собой в будущее большую корзинку, аккуратно завязанную белым платком. Оливия ничего не поела утром, поскольку вышла раньше обычного, и с трудом дождалась Кэрри из школы. Та, как назло, пришла позже обычного, но у Оливии не хватило духу винить её за опоздание — уж слишком счастливой выглядела её подруга.

— Тебя задержали в школе? — как бы между прочим спросила она.

— Да нет, просто зашла в магазин, купила кое-что. А что у тебя в корзинке?

— Ты вчера говорила, что любишь вишни, вот я и принесла чуть-чуть. Дедушка выращивает их.

— Ты очень добра, Олив, но не стоило, — Кэрри, как и следовало ожидать, смутилась.

— Ничего, я их тоже люблю. Если ты откажешься, я съем всё сама, — и Оливия, в доказательство своих слов, развязала платок. Конечно же, вишни выглядели так соблазнительно, что Кэрри не удержалась и попробовала. Конечно же, ей понравилось. Конечно, дальше девушки пошли вместе, жуя ягоды и складывая косточки обратно в корзинку.

— Я чувствую себя Евой, — сказала Кэрри, когда они уже направлялись к фермам.

— Какой Евой? — спросила Оливия и тут же смутилась от укоризненного взгляда.

— Первой женщиной, сотворённой из ребра Адама. Той, на которую пало проклятье деторождения, потому что она была слаба и отведала запретный плод.

— По-твоему, я — Змей? — возмутилась Оливия. — Кэрри, ты говоришь не своими словами, а словами твоей матери. Как рождение детей может быть проклятием? Или грехом? Ведь и ты, и я, и твоя мать появились на свет благодаря этому!

— Я знаю, — грустно ответила Кэрри. — Просто мать так часто говорит об этом, что эти слова въелись мне в память. Ты знаешь, когда я была маленькой, она читала мне на ночь Библию.

— Лучше бы пела колыбельную, — вырвалось у Оливии.

— Мне никогда не пели колыбельных. Или пели, но я не помню, — плечи Кэрри совсем поникли.

— Хочешь, я спою?

Оливия предложила это, не думая, и была поражена реакцией. Кэрри отчаянно закивала, глядя на подругу так, как умирающий от жажды смотрит на озеро в оазисе. И Оливия запела — негромко, вспоминая, как когда-то убаюкивала этой колыбельной Бронвин, Клэр и близнецов.