Звонарев лишь пожал плечами.

– Подожди секунду.

Симаков развернулся и вышел из комнаты с целью составить, а затем и отправить надлежащего содержания записку. Звонарев остался один. Лицо его закаменело. Он вновь потянулся к шкатулке и достал из нее один пистолет. Тот самый, на котором образовался скол. Движения Степана были четкими и уверенными. Сейчас никто бы не смог сказать, что этот человек не умеет обращаться с огнестрельным оружием. Звонарев прекрасно знал, что и как следует делать. Он знал также и то, что перед дуэлью секунданты непременно будут проверять оружие еще раз. А возможно, и не единожды. Та же самая проверка последует и по окончании дуэли, каким бы ни был ее исход. Но никому (Звонарев знал это наверняка) не удастся обнаружить результата его нынешних действий. В отличие от этих дилетантов, невзирая на всю их браваду, Степан знал любой пистолет и принцип его действия как свои пять пальцев. Для него оружие было гораздо больше, чем просто оружие…

Симаков воротился к тому моменту, когда его гость уже завершил с нужным пистолетом все необходимые манипуляции. Обе фамильные гордости капитана, как и прежде, уютно покоились в раскрытой шкатулке.

– Отправил? – с участием поинтересовался Звонарев.

– Отправил. Лагутин приедет, максимум, через час. С ним будет еще кто-то. Либо Вилинберг, либо Арсеньев. Я не могу этого знать сейчас. Выпьем еще?

– Охотно.

Симаков захлопнул шкатулку, сдвинул ее в сторону, а затем достал откуда-то из-под стола новую бутылку вина. Лихо сорвал пробку зубами, обнаружил, что и у него, и у Звонарева налито еще с прошлого раза, и наливать пока не стал. Призывно поднял стакан.

– За предстоящую дуэль! – с пафосом провозгласил он. – И за то, что по ее завершении одним идиотом станет меньше. Я не знаю, что так взбесило поручика Рытвиненко и толкнуло его на столь отчаянный шаг, но, клянусь, сегодня вечером он будет убит. Мною. Лизу жаль… Но ведь это не я был зачинщиком, верно?

– Совершенно верно, – согласно кивнул Звонарев.

Они выпили, Симаков разлил еще, но Степан отказался и стал откланиваться:

– Не могу более задерживаться, Василий. Дела.

Симаков, впрочем, и не очень настаивал. Звонарев ушел. До предполагаемой семичасовой дуэли оставалась еще уйма времени. Более пяти часов. Степан планировал провести их с пользой в одном из петербуржских публичных домов, где он за последние пять месяцев стал едва ли не самым постоянным клиентом. В женском обществе со всеми вытекающими из этого последствиями Звонарев находил для себя некоторую разрядку. Так было и сегодня…

А в половине седьмого он вновь вернулся к дому Симакова. Однако заходить не стал. Остался сидеть в нанятой на весь вечер пролетке и наблюдать за домом с противоположной стороны улицы. Степан не опасался быть замеченным. В наклеенных рыжих усах и такого же цвета бороде узнать его не представлялось возможным. Звонарев походил скорее на зажиточного купчишку среднего пошиба, чем на человека, не один год прожившего за границей…

Ожидания Степана были недолгими. Уже через пять минут после его прибытия капитан появился на пороге. С ним были Лагутин и еще один мужчина в летах, которого Звонарев прежде не видел. Симаков был трезв, собран и полон решимости. Об этом говорило не только его сосредоточенное лицо, но и уверенная походка, горделивая осанка истинного дворянина, величественно вскинутый подбородок. Заветная шкатулка с дуэльным оружием находилась в руках Лагутина. Штабc-ротмистр нес ее так бережно, словно она была хрустальной. Все трое разместились в поджидавшей у парадного подъезда карете, которая сразу же тронулась с места.

– Следуй за ними, – распорядился Звонарев, обращаясь к своему извозчику. – Только особо не приближайся. Они не должны нас видеть.

– Не извольте беспокоиться, барин, – послушно откликнулся сидящий на козлах пролетки человек…

Далеко ехать не пришлось. Карета миновала Лиговский проспект, затем прокатилась немного по Жестяной и свернула в небольшой пролесок, располагавшийся позади Староказанского монастыря. Звонарев остановил свою пролетку у самого монастыря, на небольшом взгорке, с которого пролесок просматривался как на ладони. Спрыгнул с подножки.

Карета Симакова остановилась. Рядом находилась еще одна карета, возле которой в крайнем волнении переминался с ноги на ногу высокий сухощавый мужчина в цилиндре, почти с таким же саквояжем, как и у Звонарева. Степан догадался, что это доктор, привезенный поручиком Рытвиненко. Сам зачинщик дуэли, также в окружении двух секундантов, поджидал своего противника метрах в трех от кареты. Он поприветствовал вновь прибывших сдержанным кивком головы, после чего немедленно отвернулся. Секунданты с двух сторон двинулись друг другу навстречу. Они о чем-то недолго поговорили, и Лагутин на вытянутых руках протянул шкатулку с оружием. Возможного примирения меж дуэлянтами, как это порой случалось, сегодня не предвиделось.

Звонарев с улыбкой на губах продолжал наблюдать за происходящим. Он не испытывал ни волнения, ни каких-либо других признаков беспокойства. По его твердому убеждению, все должно было пройти исключительно по намеченному им плану. Взрывные характеры молодых людей, таинственная ситуация с Лизой, отношения с которой Василий упорно не желал до поры до времени предавать огласке, безмерная любовь поручика к сестре – все это в совокупности, без сомнения, работало «на мельницу» Степана. Он знал, что через минуту-другую все будет кончено, и тогда, как говорится, все концы в воду…

Оружие проверяли по очереди. Сначала Лагутин, затем секунданты Рытвиненко и последним – мужчина в летах, приехавший с Симаковым. Впрочем, осмотр был весьма беглым.

Поручик по-прежнему стоял в стороне, ни на кого не глядя. Симаков прохаживался, разминая при этом плечи. Доктор предпочитал не вмешиваться в ход событий до тех пор, пока в том не возникнет необходимости…

Один из секундантов Рытвиненко удовлетворенно качнул головой. Звонарев криво усмехнулся. Как и следовало ожидать, неполадка в одном из пистолетов осталась незамеченной. Секундант окликнул поручика. По негласным законам именно ему полагалось первым выбирать оружие. Это Звонарев также предвидел.