Маша взлетает первой, я выхожу из задумчивости, спешу за ней. Девочка летит хорошо, отличная выучка, сильные мышцы.

– Мы весь остров вчера обшарили, - кричит она мне сквозь ветер.
– И на ногах, и с воздуха. Нашли несколько мест с примятым мхом, пару следов крови - выглядело многообещающе, оказалось кроликом и голубем. Тут лисы есть, барсуки, кошки дикие, кто-то когда-то привез и бросил.

Я киваю, поднимаюсь выше. Остров Вихревой невелик - километр в ширину, около двух в длину. Гранит во всех его видах, размерах и проявлениях - от кругляшей размером с палец до валунов размером с корову. Да и само тело острова - это огромная гранитная туша, замершая в холодной воде, проросшая жидким мхом и негустым смешанным лесом. Прилив крадется по краю камня, стучит в него, поднимается высоко, смывает все, что когда-либо случилось у моря.

Любое из этих открытых каменных пространств могло стать местом, где Дэвид был убит. Любой из многих тысяч камней, над водой и под нею - проломить его череп.

– Возвращаемся, - говорю я Маше. Она делает петлю, ложится на вираж, рисуется перед старшей иностранной коллегой. Я просто лечу из точки А в точку Б.

Гор опять курит на веранде, поднимает голову, щурится на нас, когда мы пролетаем над замком. Я бы узнала и почуяла его в любой толпе или сквозь стены здания. Он смеется и машет нам рукой. Маша машет в ответ.

– Что я без него?
– Салават, соавтор Дэвида, поднимает на нас глаза, полные злых слез.
– Вы же не знаете... представить себе не можете, чем мы были друг для друга. Творчески, лишь творчески, не улыбайтесь, молодой человек!

Багиш Ашотович бросает строгий взгляд на Игоря, тот виновато кивает, стирая с лица усмешку.

– Почему в современном обществе все вертится вокруг секса?!
– Салават бьет ладонью по столу, морщится.
– Как будто стремлением к совокуплению исчерпываются и описываются все проявления дружбы, близости, тепла между людьми. Я вот, знаете, никогда не испытывал влечения ни к мужчине, ни к женщине, ни к картинке, ни к голограмме, ни к животному, ни к ребенку. Пять-шесть веков назад я был бы святым, религиозным аскетом, почитаемым среди братии. Люди шептались бы, что когда я умру, моя плоть не истлеет. В нашей одержимой страстями цивилизации я - непонятный извращенец, играющий не по правилам... Дэвид понимал меня, - он опять плачет, растирая слезы по щекам. Потом поднимает глаза.

– Я хотел бы помочь следствию, - говорит он.
– Мне так жаль, что я невнимательный. Мне кажется, я видел и слышал ночью что-то важное, но я не могу вспомнить, что. Когда я пишу музыку, я ничего вокруг не замечаю... Пожалуйста, попробуйте на мне эту вашу... "корону правды" или как там ее.

Багиш вздыхает, машет рукой.

– В вертушке, - говорит он Игорю. Тот кивает, исчезает за дверью.

– Вы уверены?
– спрашиваю я.
– Это обычно делается только по ордеру. Вы потеряете весь остаток дня, наркотик выводится из организма восемь часов, после электронной стимуляции коры возбуждение сменяется торможением... Это довольно неприятно.

– Я уверен, - кивает он.
– Только... я бы предпочел, чтобы женщины не присутствовали.

Я выхожу, страясь не сердиться. Странный сексизм для асексуального человека.

Гор сидит в кресле в холле, что-то читает с планшета. Напротив него сидит девочка Прасковья, веснушчатая и трогательная суперзвезда, все билеты на ее турне по России выкуплены на полгода вперед. Она тоже вроде бы читает, но на самом деле поглядывает на Гора. Я прохожу у него за спиной, меня ждёт Лара Танина. Прохожу тихо, но он чувствует меня, оборачивается, смотрит мне вслед.

Вот Мэгги Синь подходит ко мне сзади, когда я стою на веранде и смотрю на море.

– Оставь Лару в покое, Люси, - тихо говорит она по-английски.
– Это не она, точно не она.

Я оборачиваюсь к ней. Она одета в платье из тяжелого натурального шёлка, красного с серебром, на плечах меховая шаль. Её прекрасное азиатское лицо, белоснежное, без возраста, выглядит слегка надменным. Волосы забраны в конский хвост.

Она ловит мой взгляд на своём платье, пожимает плечами.

– Знаю, слишком нарядно. Фестивальные платья, больше ничего нет. Ехали сюда на одну ночь, теперь никак не выберемся.

– Я не собираюсь сильно давить на Лару, Мэгги, - говорю я, опять отворачиваясь к морю.
– Но она лжёт, нескладно и довольно агрессивно. У нее нет алиби, как, впрочем, и у тебя. Она отказывается отвечать, где провела ночь. Она отказывается говорить о пропавшей драгоценности. Мы вообще закончили разговор тем, что я выучила несколько новых русских матерных выражений в свой адрес.

Мэгги подходит ко мне, ставит локти на перила, вздыхает, но улыбается.

– Она была со мной, Люси. И провела ночь в моей постели. Она вбила себе в голову, что подобный скандал очень повредит моей карьере, так как я - романтическая героиня гетеросексуального большинства. Ну, и её карьере - потому что здесь, в России, на это смотрят косо. И она чувствует себя виноватой, потому что порвала с Дэвидом тем вечером. Он расстроился и пошел бродить по ночному острову. А колье она и не собиралась принимать. Лара из очень богатой семьи. У нее своих побрякушек много, хотя, может, и не таких редких. А уж если наши с ней сокровища вместе сложить...