— Конечно! Оставьте ему время, дайте помощников, пускай продолжает работу. Наместник! Пусть он начинает со своей армии. Илмор нужно защищать. И тут еще мятежники, скорая война на Востоке… Приступайте к постройке военного лагеря для хумангов, что там у них есть — казармы, кузницы, оружейники, конюшни, фуражиры… Заодно отберите наиболее крепких и здоровых, их потом посвятим в шемы. Тогда нам не надо будет самим вторгаться в Алликдейс, за нас все сделает войско аллика. И эли больше не будут погибать в битве ради будущих ареалов!

На следующий день, разочарованный отсутствием долгожданной награды Сэфриоль привел алхимика в подвал Ратуши.

— Ты должен научиться накладывать на хумангов свою печать, тогда они будут тебе подчиняться беспрекословно! Выполнять все твои приказы, вплоть до самоубийственных! Теперь понимаешь, какую власть тебе дал Лорд Гэенальд?

— Еще нет, — немного смущаясь из-за своей неосведомленности, отвечал Борнуа.

— Ладно, об этом — после, — решил эли. — Сейчас перейдем к практике. Боркуол, веди первого!

Вошел младший всадник и с ним — два эли, ведущих закованного в цепи человека. Присмотревшись, алхимик узнал водоноса, с которым пытался общаться в день прибытия в город. Заключенный был порядочно избит, и, похоже, изрядно пьян. Борнуа в недоумении взглянул на Сэфриоля.

— Что это с ним?

— Нарушал общественный порядок. Сегодня ночью, видимо отмечая прибытие Лорда-Канцлера, преизрядно напился вина, орал песни и ругал Наместника бранными словами. Ты не слышал? Он живет при Ратуше, в твоем крыле.

— Нет, месстре, я спал.

— Неважно. Давай, начинай!

— Что я должен делать?

— Не прикидывайся идиотом! Передай ему свою печать!

— Как? Я не знаю!

— Вот дхарх! — Сэфриоль в раздражении сплюнул на пол. — Положи руки ему на голову, смотри в глаза и представь, что с твоих рук на него переходит некая черная субстанция. Для пущего эффекта, можешь вслух читать какую-нибудь бессмыслицу, которую вы, хуманги, называете стихами!

— Да, месстре, сейчас — алхимик сделал, как ему было сказано, сосредоточился, и начал тихо декламировать первое, что пришло ему в голову — "Божественную комедию".

— Nel mezzo del cammin di nostra vita

Mi ritrovai per una selva oscura

Che la diritta via era smarita…

"Земную жизнь, пройдя до половины,

Я очутился в сумрачном лесу,

Утратив правый путь во тьме долины…"

Примерно через пять минут декламации, пьяный водовоз дернул головой, и испустил дух. Борнуа озадаченно посмотрел на Сэфриоля. Тот стоял в оцепенении, едва не в трансе. Наконец, встряхнулся, и, перевел взгляд с трупа подопытного на алхимика.

— Что это было? — хрипло спросил эли.

— Не знаю, месстре! Я читал Алигьери, а потом он раз — и умер!

— Кто? Алигьери?

— Да нет, наш пьяница!

— Он умер?

— Да, месстре!

— Дхарх! Наверное на нем было две печати, одна под другой! — эли подошел к трупу, пошевелил бывшего водоноса носком сапога. — Боркуол! Выкиньте эту падаль! Давай сюда следующего! Скажи, хуманг, это стихи из твоего мира?

— Да, месстре. Их автор — Данте Алигьери.

— Это лучшее сочинение, которое я когда-то слышал из уст людей! Ты знаешь его полностью?

— Почти.

— Потом перепишешь для меня.

— Как прикажете, месстре Сэфриоль. А от чего умер этот несчастный?

— Он — не ярги, на нем было две печати, двух его предыдущих алликов. А когда ты начал накладывать третью, его душа не выдержала, и покинула тело. Так всегда бывает, больше двух печатей накладывать нельзя, рвется нить… О, вот и следующий! Давай, пробуй то же самое на этом!

Следующим оказался незнакомый Борнуа тщедушный малый, так же закованный в цепи.

— Как твое имя? Сколько на тебе печатей? — на всякий случай спросил алхимик.

— Виттрим, месстре. Ни одной, месстре, я — ярги.

— Хорошо, Виттрим. Смотри на меня, и слушай, — Ирменг повторил процедуру. Уже через пару-тройку минут, подопытный закатил глаза, шумно задышал и потерял сознание.

— Ладно, хоть живой! — проворчал эли. — Твоя печать сильна, аллик! Окати его водой — он показал на ведро, стоявшее в углу комнаты и достал из мешка на шее ауроферт.

Алхимик послушно исполнил приказание, Виттрим зафыркал, отплевываясь, и пришел в себя, недоуменно переводя взгляд с эли на Борнуа.