Мой будущий муж. Три слова, а какое тепло разливается в груди от понимания, что он обязательно будет, уже где-то есть, именно такой, каким я его придумала. Я надеюсь. Нет, я в это верю! И, решительно откинув прочь сомнения, довольная, села дожевывать котлету, представляя своего избранника на суд большой семьи.

Семья. Это - моя крепость. Это любимые и добрые люди. А еще, это уверенность в будущем. И надежда в моем лице. Так думала я, Ежа, так думали они до того, как увидели мой рисунок... Почему Ежа, а не Лиза? А вы в два года попробуйте выговорить имя Елизавета. Вот и я не смогла. Язык мой запротестовал, завязался узлом и выдал короткое "Ежа".

Вечер собрал за кухонным столом почти всех моих родных. Не было только прадедушки. Он редко выходил "в люди" из своей маленькой спальни. Кресло и телевизор - вот его маленький мирок, его страсть и отдушина. Но это не мешает нам всем относиться к нему с почтением и любовью. А некоторым и со страхом.

Несколько минут взрослые смотрели на моё творчество, после чего первым взял слово папа:

– Это карикатура? А-а-а, я понял! Это карикатура на Петрова! Он вчера тебе снег за шиворот запихал!
– И с надеждой посмотрел мне в глаза.

– Нет.

Мама, в качестве поддержки, обняла меня за плечи.

Дед, прокашлявшись, поправил очки и осторожно спросил:

– Это пиромант-неудачник? Ну... я хотел сказать: неудачный опыт с огнем, вот и вышла головешка.

Бабушка Мария Ивановна возмущенно воззрилась на мужа.

– Что ты какие-то ужасы придумываешь? У ребенка не может быть таких кошмаров в голове! Я ему добрые сказки читаю!

Мое "Нет" слилось с недовольным бурчанием деда.

– Что вижу, про то и говорю. Гляньте, у него из зад... кхм, из заднего места петарда неразорвавшаяся торчит! Или ракета, - бабушка побледнела, - я не совсем разобрал. Внуча, - дед ласково улыбнулся мне, - что это у него сзади?

– Это хвост!
– Меня вдруг охватило веселье от реакции взрослых.

Мама и прабабушка, сидевшая в уголке и тихонько хлюпавшая чай из чашки, заметно вздрогнули.

– А я давно вам говорю: отдайте ребенка в изостудию! Там и хвосты научат рисовать и чертей к ним!
– Рука Марии Ивановны обличительно указала на рисунок.

– Детям свойственна некоторая фантазия, - попыталась встать на мою защиту мамуля.

– Девочки в её возрасте должны рисовать цветочки там, бабочки всякие, принцесс в корсетах, - веско высказался папа и покосился на пышную грудь своей жены, - а не страшных чудовищ с непонятными отростками!

Он и дальше бы мог продолжать тему правильного воспитания девочек, но замолчал, услышав шаркающие звуки из коридора.

В дверном проеме появился прадед Михаил Степанович. Его явление было сродни явлению призрака. Такой же эффект. И как его кресло отпустило? Ну а что бы оторваться от экрана телевизора - должно было случиться что-то из ряда вон. Как выяснилось, этим "ряда вон" стало бурное обсуждение моего таланта.

С его неожиданным визитом с присутствующими произошла сказочная метаморфоза. Прабабулечка сразу как-то приосанилась и мило заулыбалась мужу. Папа стал задумчивым и заметно напрягся. Баба Маша подскочила с места и развила бурную деятельность у пустой раковины, протирая её сухой салфеткой. Дед крякнул и принялся ожесточенно нарезать остатки пирога на ровные кусочки. А я, я вдруг почувствовала, что вся моя бравада куда-то делась. Мне стало жалко себя, мои мечты, моего нарисованного героя... нет, мужа. Хлюпнула носом и жалостливо посмотрела на самого главного члена семьи.

– Не реви, Ежевичка, сейчас разберемся, - хорошо поставленным голосом успокоил меня прадедушка.
– Дайте мне взглянуть...
– в протянутую ладонь тут же вложили рисунок внучки.

– Тэкс... пропорции соблюдены, волосатость в пределах нормы. Нос большеват... да, есть такое, глаза красные - неожиданно. Бицепсы, трицепсы, квадрицепсы, пресс... раз, два, три, четыре... восемь. Ага, с этим ясно. Пышная шевелюра скрывает рожки?
– бросил он на меня быстрый взгляд исподлобья, - Цвет кожи... м-дя. Все-таки штаны надо было ему подрисовать, внученька. Ладно, волосатость спасла твоего черта от разрушительной критики. Сзади это..?

– Хвост.
– пискнула я.

Брови прадеда взметнулись вверх. Воцарилась тревожная пауза.

– Хвост, говоришь? Толстоват. Но кисточка проглядывается. Ладно. Вам что, в саду Гоголя читают? Гёте? Хотя, это еще рано... И главный вопрос: это кто?

Я заплаканными глазами оглядела родных и прошептала:

– Это моё счастье, мой будущий муж.

– Благословляю, - хохотнул деда Миша.

Папа застонал и обречённо прикрыл ладонью глаза. Мама икнула, а дед, все это время остервенело кромсавший несчастный пирог, чиркнул ножом себе по пальцу. Бабушка Маша, осенив себя крестным знамением несколько раз, запричитала:

– Ежевичка, дитятко, да по что ж ты такую страхолюдину себе пророчишь? Это ж чисто бес!

– Это Демон!
– вырвался из меня отчаянный протест.

– Цыц!
– гаркнул Степаныч.
– Оставьте ребятёнка в покое! Найдет себе по-сердцу и вякнуть не посмеете. Вот вам моё слово!

И тут, в воцарившей тишине, тоненько запела молчавшая все это время прабабушка:

– Я встретил вас - и все былое...

С того памятного вечера прошло много лет. Это были года потерь, надежд, радости, больших и малых свершений, моих личных побед, и личных же поражений. За спиной остались детский сад, школа, университет, первый ухажер и первое расставание. Первый поцелуй и разочарование.