– Куда её?

– В подвал - в бывшую слесарную.

Дир остался стоять у машины, а телохранитель потащил меня волоком за подмышки, причём водитель помогал ему, когда мои бесчувственные ноги зацеплялись за что-то. Остановились они у маленькой дверцы в стене. Водитель торопливо нашарил наверху, над дверцей, ключ от замка и открыл её. Внутрь он заходить не стал.

Телохранитель доволок меня по лестнице в самый низ подвала. Усадил на дощатые ящики, прислонив к бетонной стене. Огляделся и, подойдя к стене напротив, включил свет. Тёмно-жёлтая лампочка тускло, угнетающе действуя на глаза, затеплилась, хотя впечатление было, что её свет постепенно скрадывается, съедается затаившейся везде тьмой... И только когда глаза привыкли к этому, с позволения сказать, свету, как я поняла: ноги совершенно отказали мне - при том, что сознание теперь стало ясным.

– Ну, что... Сиди здесь, - ненужно на прощанье сказал телохранитель.
– Сиди и думай, как будет хорошо выйти наружу и рассказать нам всё, что тебе известно. Или остаться здесь - и, увы, не в одиночестве.

Он гаденько похихикал и ушёл, оставив мне такой же ненужный свет.

И лишь спустя время (думаю, прошло не менее пятнадцати минут) я поняла, что он имел в виду... Сначала я расслышала шелест, шорох... Потом на меня, которая не в состоянии была поднять руку или даже всего лишь встать, уставились внимательные круглые глаза-бусинки.

Крысы... Их было так много, что, пребывая в полуобморочном состоянии, я подумала: "А успею ли я выйти, как он обещал наружу? А если он придёт посмотреть, что со мной, слишком поздно? И найдёт здесь лишь моё обглоданное тело?"

Крыса, стоявшая ближе всех к моим ящикам, медленно опустилась на все четыре лапы и так же медленно принялась приближаться ко мне.

Десятая глава

Дыхание частило так, что я боялась задохнуться. Мелкими глотками дышала ртом. Так бесшумней. Боялась, что крыса почувствует беспокойство отданной ей во власть жертвы и рванёт гораздо быстрей вперёд, чем предполагают гиены. А за ней - остальные. Сожрать сразу не сожрут, но умирающей от укусов, заживо поедаемой докричаться до ненавистных спасителей всё равно невозможно - это судя по отсутствию окон, на что я сразу обратила внимание, только появившись в подвале.

Заниматься самоедством и злиться на себя, что никого не предупредила, некогда.

Да и (мелькнула мысль), повторись все события сначала и знай я о них, всё равно бы никому ничего не сказала бы. Дурацкая привычка: сначала должна узнать всё сама и только потом рассказать другим. Не люблю, когда кто-то другой знает о том, что хочу сделать. Сразу пропадает желание доделывать начатое.

Но все эти разумно-неразумные мысли сгинули под напором (почти психической атакой!) медленно приближающегося ко мне подвального зверя. В освещении, тускло жёлтом, давящим адской безнадёгой, крысиные глаза блестели замызганными старыми пуговицами, но зверь не выглядел при этом таким же старым...

А я пошевелиться не могу.

Сглотнув, я мысленно врезала себе по затылку и приказала: "Зато ты можешь думать! Думай! Думай о желании! Сформулируй его как надо!"

Как надо - это значит в высказанном желании не должно быть отрицания.

И я взмолилась к мальчику, к Эрику, представляя его таким же безмятежным, каким видела издалека на крыльце этого богатого дома: "Эрик! Пожалуйста! Я очень хочу, чтобы крысы ушли! Пожалуйста! Пусть они уйдут!!" Я даже услышала свой мысленный вопль, отчаянный и умоляющий...

Неужели не сработает?..

Чёрт, не смей сомневаться, Лидка! Нельзя! Сомнением можно порушить исполнение любого, даже самого никудышного желания! Мальчик сделает это! Он услышит меня, моё страстное желание! Он поможет мне, а потом я сбегу подальше отсюда, вернусь домой и появлюсь здесь снова уже не одна! "Эрик, пожалуйста! Мне страшно! Меня пугают эти крысы! Пусть, пусть они уйдут!!"

Крыса подобралась к носку моих босоножек и обнюхивала мои пальцы. А я ничего не чувствовала: ни её щекотавших бы в другое время усов, ни мокрого прикосновения к коже насторожённого узкого носа. В другое время я отдёрнула бы ногу и завизжала от ужаса и брезгливости...

Следом, осторожно ступая по кирпичному, утоптанному нанесённой землёй полу, потянулись ещё крысы. Одна, вторая... Шесть штук - и все полукругом передо мной... Присматриваются, приглядываются, ждут.

А ещё я одновременно думала о том, что мой внутренний крик - гораздо исполнимей тех желаний, которые высказывают мальчишке гиены. Он легче, потому что базируется всего лишь на желании поставить преграду между собой и подвальным зверьём. Я ничего не хочу получить, никого не хочу убить. Затрат (возможно, энергетических) на исполнение моего желания нужно совсем мало!.. "Это легко, Эрик!
– с внутренним плачем упрашивала я, "всматриваясь" в ярко-синие глаза мальчишки.
– Моё желание такое лёгкое, что ты его исполнишь махом! Пусть уйдут крысы! Им нужно всего лишь развернуться и утопать по другим своим делам. Пусть крысы уйдут!"

И ждала... Ждала, что вот-вот крыса остановится, прекратит изучающе касаться моих пальцев, поднимет втянутую в шерстистое тело голову, а потом равнодушно отвернётся от меня и убежит по своим делам...

Не могу ни плакать, ни кричать. Робкая надежда, что и боли не почувствую.

Стой!.. Ты не должна думать о плохом для себя конце всей этой истории.

Ты должна думать только о том, что крысы уйдут!.. Ты должна верить в это!

Одна из последних крыс вдруг вырвалась вперёд. Она не стала обнюхивать меня, как та, первая крыса-разведчик. Тёмно-серая шкурка метнулась в обход ноги, которая заинтересовала первую, уцепилась за штанину джинсов на второй и, мелко перебирая цепкими лапками, принялась быстро подниматься ко мне...