Я проживу здесь месяц и в начале ноября отправлюсь в обетованную землю. Неаполь! Как сладко думать об этом.

Будьте здоровы, милый, добрый друг мой!

Ваш П. Чайковский.

Мюнхен,

1 октября 1879 г.

Милый, дорогой, несравненный друг! Хочу воспользоваться одною Свободною минутою, чтобы написать Вам несколько слов, но в комнате так холодно и перо так дурно, что боюсь, что Вы не разберете мое чистомаранье.

Остановились мы в Мюнхене на три дня, как Вам известно из моего маршрута....

Начало нашего путешествия соединено все с мелкими неприятностями: то вещи остаются в вагоне и не получаются уже обратно, то у меня зубы болят, то вчера у Юли пропало бриллиантовое кольцо, и при этом моя горничная, искавши его со свечкою, сделала пожар в Hetel'e, подожгла драпировку на окне, которая вся сгорела, ковер залили водою, тушивши пожар,-и вся что-нибудь да неприятное. Дай бог только, чтобы этим кончилось.

Все мои мысли, желания стремятся dahin, dahin, wo die Citronen bluhn-в Неаполь, в ноябрь, навстречу моему милому, безмерно любимому другу. Из Браилова я уехала вся полная впечатлением нашею симфониею. Я сыграла ее накануне отъезда вечером, для того чтобы унести с собою надолго эти дорогие звуки. Здесь я не играю, хотя стоит пианино в зале, но некогда....

Я надеюсь, мой милый, дорогой, в Париже получить от Вас весточку, я уже очень давно от Вас ничего не получала. В Браилове я все ждала, ждала письма еще из Петербурга, в ответ на мое второе, но так и не дождалась, а мне очень тяжело, когда я долго от Вас ничего не получаю и когда мне вкрадывается гадкая мысль в голову, что Вы меня забываете. Простите, милый, если я ошибаюсь, но мне что-то щемит на сердце, плакать хочется....

До свидания, мой милый, несравненный, обожаемый друг, мысленно

обнимаю Вас горячо, как люблю. Всем сердцем всегда Ваша

Н. ф.-Мекк.

Каменка,

1879 г. октября 5-7. Каменка.

5 октября 1879 г.

Милый, добрый друг! Сажусь писать к Вам и недоумеваю, куда адресовать: в Париж или Аркашон. Думаю, что вернее будет, если дождусь Ваших указаний и не буду отсылать письма, пока не получу от Вас известий. Кто знает, может быть маршрут Ваш изменится, и Вы из Парижа прямо .проедете в Италию? Погода сегодня нехорошая, меланхолически тоскливая, и я с радостью думаю, что Вы находитесь под более чистым небом и согреваетесь более горячим солнцем. Но всего радостнее мне будет, когда я узнаю, что Вы уже там, “где золотой лимон на солнце рдеет”! Не знаю отчего, я нахожусь теперь в периоде какого-то особенно неудержимого стремления в Италию. Как-то светло и радостно мне делается, когда подумаю, что и я в скором времени буду там вместе с Вами. Неаполь, Помпея, Везувий... как все это обаятельно, волшебно-прекрасно в моем воображении!

Давно мне не случалось находиться в состоянии такого полнейшего права на праздность, в каком нахожусь теперь. Мне буквально нечего делать. Приехавши сюда, я нашел давно ожидавшую меня корректуру сюиты. В три дня я ее сделал, отослал, и теперь, пока не начну чего-нибудь нового, могу вести абсолютно праздную жизнь, т. е. читать, гулять, играть, мечтать сколько угодно. Надолго ли, не знаю, но, во всяком случае, в Неаполе, по крайней мере в первое время, не хочу налагать на себя никакого обязательного труда. Не правда ли, что в этом своеобразном городе, в отечестве lazzaroni [тунеядцев], нельзя не быть ленивым?

У нас здесь все здоровы, и все вообще благополучно. Какая непостижимая вещь нервность. У сестры прибавилось хлопот и забот; от разлуки с тремя дочерьми (старшая, Таня, гостит в Ялте у тетки), казалось бы, она должна страдать очень заметно, между тем давно я не видел ее такой здоровой, бодрой и даже веселой, как теперь. Отчасти я объясняю себе это тем, что она очень довольна письмами Тани. Нужно сказать Вам, что эта девушка, одаренная большими способностями, чудным сердцем и замечательной красотой, страдает одним довольно несносным недостатком: она вечно и всегда скучает. Натура ее какая-то надломленная, полная мучительных сомнений и недоверия к себе, беспокойная, проникнутая преждевременною разочарованностью. Созерцание этой вечной беспричинной и неестественной в молодой девушке хандры имеет свойство на всех наводить уныние и убийственно действует всегда на сестру, сознающую свое полное бессилие помочь горю. Случилось, что тетка (сестра Льва Васильевича) пригласила ее к себе в Ялту, и вдруг совершилось неожиданное превращение. Письма ее наполнены изъявлениями радостных ощущений и полнейшего счастья. Отчего это произошло, совершенно непонятно. Ей и прежде случалось бывать среди роскошной природы, до сих пор не имевшей никакой целебной силы на нее; к тому же теперь, как видно из ее писем, в Ялте льет беспрерывный дождь, способный не радовать, а, напротив, наводить уныние, и между тем наша милая Таня ожила, сделалась тем, чем подобает быть молодой, умной и всеми любимой девушке. Непостижимо! Но как бы то ни было, а мы все, и сестра в особенности, бесконечно радуемся этой неожиданной перемене.

Модест, пробывший с нами четверо суток, третьего дня уехал в Петербург. Бедный Модест! его ненависть к Петербургу почти столь же сильна, как моя.

Ах, милый друг, как бы хотелось мне дать Вам понятие об том, что такое мой младший племянник Юрий! Я еще в жизни не видал более восхитительного ребенка! В нем какой-то яркий свет, так что ему стоит появиться, чтобы все сознавали себя счастливыми и просветленными. И свет этот исходит не только из его чудных голубых глаз, но из каждого его движения, из каждого слова! Все, что он говорит, до того умно; в нем такое отсутствие ребяческого непостоянства нрава и капризности, такое ничем не смущаемое спокойствие, уверенность и твердость, что на каждом шагу приходится изумляться и восторгаться. Я почти уверен, что из этого ребенка выйдет нравственно сильный и возвышающийся над общим уровнем человек. Мальчик он крепкий и здоровый, и мне кажется, что и физическая сторона его натуры будет соответствовать нравственной силе.

Воскресенье, 7 октября.

Получил одну за другой две Ваши телеграммы. Спасибо Вам за них, милый друг! А я ведь, отвечая Вам на предложение по поводу симфонии, совсем упустил из виду, что ни партитура, ни голоса не напечатаны. Не подождать ли до тех пор, пока не состоится печатание?

Продолжаю наслаждаться своим законным doice farniente, но в голове начинают носиться новые музыкальные планы. Не буду себя принуждать, и если настроение будет благоприятное, воспользуюсь им и кое-что набросаю.