Морозы тем временем вызверились такие, что на улице невозможно было открыть рот — дыхание вырывалось с ревом, будто из пасти Змея Горыныча, зубы слипались, стянутые ледяным припаем, по хребту пробегало что-то жгучее, острекающе стылое, ныряло в сапоги — несмотря на стужу, атаман ходил в ладно сидящих на ноге, сшитых из тонкой кожи сапогах, начищенных до черного сверка...

Дело дошло до того, что под Читой замерз казачий разъезд — угодил в пургу и сбился с дороги.

Краковецкий представил атаману список того, что находилось в укрепленных — снарядом не возьмешь — подвалах Читинского государственного банка. Семенов внимательно прочитал список и в правом верхнем углу начертал собственноручно: «Секретно». И расписался. Потом перед едоком «секретно» добавил «особо».

Следом за Краковецким на прием попросился Греков. Новость он принес неприятную.

— Ваше превосходительство, содержание вашего разговора с Колчаком стало известно большевикам.

— Откуда вы это знаете?

— Вот. — Греков щелкнул замком роскошного портфелям достал оттуда газету. — Из Иркутска привезли.

Семенов не сдержался, выругался. Скоро в собственной спальне невозможно будет поговорить с женой — об этом станет известно большевикам.

— Это все Дунин-Яковлев... Связь-то шла через Иркутск.

— Так точно!

Иркутский губернатор, которого адмирал так и не снял с должности, продолжал вести двойную игру.

— Кругом одни предатели, — прорычал атаман и бессильно сжал кулаки.

Обстановка продолжала накаляться.

Противнику стало известно и то, что Семенов предложил адмиралу покинуть поезд и пересесть вместе с близкими людьми на лошадей, а там через тайгу, через снега двинуться на Урянхой, куда атаман вышлет большой отряд казаков. Под их охраной адмирал вышел бы на линию железной дороги уже за Байкалом — здесь, на подведомственной атаману территории, он мог бы чувствовать себя в безопасности, но Колчак отказался от этого.

— Я нахожусь под защитой пята иностранных флагов, — сказал адмирал, — и чувствую себя в совершеннейшей безопасности.

— Жаль, Александр Васильевич. Ни чехам, ни французам я не верю, подведут они вас, — произнес Семенов.

Атаман подумал: адмирал сейчас непременно заявит, что он, в свою очередь, не верит японцам, но Колчак вместо этого загрузил телеграфную ленту популярной русской пословицей:

— Бог не выдаст — свинья не съест.

Слишком уж надеялся Колчак на иностранцев; эта надежда ослепила его, сделала незрячим — он доверился тем, кому Семенов не то чтобы свою судьбу не доверил бы — не доверил даже судьбу собаки из соседней подворотни.

Вскоре к Семенову поступило известие, что литерный поезд Колчака задержан чехами, они окончательно блокировали его, другие же поезда, в гои числе и эшелон с золотым заводом, отрезали от Верховного правители.

— Видать, не страшна смерть адмиралу, раз он не послушался моего совета, — помрачнев, произнес Семенов.

По Сибири широко распространилась слава, что они с Колчаком недолюбливают друг друга, ставят в колесо истории палки, один с одной стороны, другой с противоположной, ждут, когда ось лопнет... Может, это и правда... но только частичная. Пусть это останется на совести генералов Лебедева, Волкова и тех, кто дует с ними в одну дуду, сам же Семенов постарается продемонстрировать обратное. Атаман выругался и приказал соединить его с генерал-майором Скипетровым.

Кстати, к этой поре Семенов был уже «вашим высокопревосходительстром»: к двум генеральским звездочкам, расположенным поперек погона, прибавилась третья — атаман стал генерал-лейтенантом.

Через две минуты он услышал в телефонной трубке далекий, надсаженный пространством голос Скипетрова. Атаман приказал ему взять три бронепоезда. Маньчжурский стрелковый и Монголо-Бурятский конный полки и срочно двигаться на выручку к Колчаку.

— Когда надо отправляться, ваше высокопревосходительство? — спросил Скипетров.

— Вчера, — резко ответил Семенов, потом добавил, уже смягчаясь: — Чем раньше — тем лучше.

Стрелковый полк был незамедлительно погружен в теплушки, конный двинулся своим ходом (впрочем, на ближайшей станции полк ожидали два состава с обогреваемыми вагонами и вагонами для коней, и дальше он отправился по железной дороге), следом в небо взвились высокие черные дымы и бронированные чудовища с пушками, торчащими из склепанных листьев стали, загромыхали колесами; бронепоезда также двинулись на запад.

Отряд генерала Скипетрова остановился на станции Михалево, в тридцати километрах от Иркутска, где тем временем произошли кое-какие политические изменения: власть взяли эсеры во главе с Политическим центром [63] . В городе вспыхивали редкие перестрелки, солдаты капитана Калашникова, объявившего себя командующим едва ли не всеми вооруженными силами Сибири и Дальнего Востока, успешно добивали юнкеров, а вместе с ними и несколько десятков офицеров, не признавших Политцентр, да сотню иркутских казаков, привыкших полосовать спины здешних работяг нагайками.