Он отлежался в тепле на полатях. Он уже столько выпил горячего чая, поел щей; он всю ночь держал ноги на тёплом камне, — тракторист разогрел камень в огне, сунул под одеяло. И Пышта выздоровел.

И сейчас Пышты в вагончике нет. Тракторист взял его с собой пахать. И не простое поле, а заросшую многолетними сорняками пустошь.

Непейвода сказал:

— Ты теперь мой помощник, тоже механизатор.

А вчера примчались сюда Майка и Фёдор на чьих-то велосипедах и Пышту не очень ругали.

Они позволили Пыште погостить у тракториста. Фёдор и Непейвода разговаривали долго про всякие машины, а когда уехали, тракторист сказал:

— Этот бородатый — толковый парень. А сестра у тебя красивая. И ты тоже парень ничего, — и улыбнулся. Жаль, Майка не видела, а то думает — он не умеет улыбаться.

И вот настало сегодняшнее утро. Оно у механизаторов начинается рано. Пышта и тракторист уже в поле. Темно и уже не темно. С каждой минутой всё виднее игольчатые стрелы, льдом сковавшие землю. А за столбами электролинии край неба горит огнём. Пыште кажется — провода раскалены докрасна и столбы обуглены дочерна. И почему птицы не улетают от такого жара? По обе стороны столбов розово-белые птицы сидят рядками.

Они не птицы, потому и не улетают. Это белые фарфоровые изоляторы отразили в себе утреннюю зарю.

Под ногами звонко похрустывает. Морозко! Всё сейчас звонко в прозрачном воздухе. Влезли в кабину, захлопнули дверцу — словно выстрел!

— Начали? — Тракторист трёт покрасневшие от морозца щетинистые щёки.

Никогда ещё Пышта не видел его таким весёлым: помолодел тракторист.

— Начали! — радостно отвечает Пышта.

И мурашки, весёлые, тревожные, бегут по плечам и спине, то ли от морозца, то ли от нетерпения.

— Тогда, — говорит тракторист, и голос его крепчает, и он кладёт руки на баранку и на рычаг, — за колхозную землю, за хлеб. На врага! На сорняки! В атаку!

— Вперё-ё-ёд! — радостно заорал Пышта.

И трактор взревел. Он всех грачей перепугал, поднял в воздух. Плуг, как огромный краб, стальными клешнями вгрызся в землю, он дрожит от напряжения и дёргается. И — ни с места. Земля связала его могучими жилами сорняков, держит. Машина и целина схватились яростно: кто кого?

— Сдашься! Не выстоишь, целина-старина! — озорно кричит тракторист и подмигивает Пыште помолодевшими глазами. — Не такие крепости брали! Поднатужься, милый! — кричит он трактору.

…Рывок. Ещё рывок. Вой мотора. Лязгнули, повернулись стальные ножи. Земля дрогнула, подалась и стала отползать назад. И повалились вверх жирными корнями седые сорняки. А трактор шёл вперёд, громыхая железными суставами, и оставлял за собой вспоротую, поднятую, вспаханную целину.

— Наша взяла! Ур-ра! — Пышта, взъерошенный, взбудораженный, прыгал на сиденье и толкал тракториста.

А Непейвода смеялся:

— Гляди развоевался!..

Они работали час, работали два, работали три.

А потом трактор стал. В нём что-то сломалось.

И вся радость куда-то делась.

Тракторист, сунув голову в мотор, долго копался в нём черными от солярки руками. Ромашки мотались на ветру. Они увёртывались от ветра и жёлтыми глазами разглядывали железную махину. Она изгрызла всю землю и стала, не дойдя до их корней лишь одного короткого, человеческого шага. И стоит тихо так близко, что можно трогать её листьями. А когда ветер запрокидывал ромашкам головы, их жёлтые глаза таращились на мальчишку. Мальчишка — круглолобый, нос картошечкой — сидел на месте водителя. Он вцепился в руль. Глаза его горели отвагой. Он энергично выдвигал губы вперёд, откидывался, весь изворачивался, словно брал крутой поворот.

Разве глупые желтоглазые ромашки могли понять, что он ведёт сейчас машину в атаку на сорняки — за землю, за хлеб, за хорошую советскую жизнь?

…А на самом деле трактор стоял тихий; зловредный куст осота тёрся колючими листьями о неподвижные ножи плуга.

Тракторист обтёр чёрные руки белой ветошью.

— Чёрта с два тут починишь, когда нет под руками запчастей! Пошли!..

Пышта сейчас же вспомнил, как Майка его отчитывает, если он забывает положить с вечера в ранец ручку или промокашку. И он сказал:

— Пышто надо было приго…

— А то я без тебя не знал, — оборвал его тракторист.

— А почему не…

— Слушай, помолчи-ка. Поедем в район, в Прудки, в контору «Техника». Понятно? Кстати, в магазин зайдём, купим тебе покрышку, надоела мне твоя голая башка, — холодно!

— А на чём поедем, раз он сломался?

— На палочке верхом.

Но, оказывается, они поехали на велосипеде, который лежал на крыше полового вагончика. Тракторист положил под Пышту сложенную телогрейку. Ноги приходилось держать на отлёте, чтоб не мешали колесу вертеться. Они цеплялись за все ветки в лесу. И ещё очень трясло на корнях.