– Это больно, - на это заметил я и спрятал свое законнорожденное хозяйство подальше.

Дело в том, что у меня была Первая жена, она была сумасшедшая, но этого никто не знал, даже она. И тем более я. Когда возвращался после напряженного трудового дня домой, она меня обнюхивала. И нельзя сказать, что только лицо.

– Какая ты ревнивая!
– хихикал я от щекотки в паху.

– Ты мне изменяешь, я чувствую!
– кричала Первая и, кстати, была права.

В обеденный перерыв мы с мечтательной жирноватой Беляковой занимались тем, что расшатывали канцелярские столы и стулья. Первая была полностью права в своих беспочвенных подозрениях, однако я считал себя оскорбленным: на столе и стульях супружеская измена не считается. И вот однажды, окончательно сойдя с верного курса, как партия, жена меня же лягнула ногой туда, куда не следует лягать. Мне было больно, и пока я по этому поводу переживал, катаясь по полу, она, воодушевленная истеричка, изъяла из пиджака мой КПСС-овский билет и спустила его в бурные, как аплодисменты, воды унитаза. И что же я? Я долго и безуспешно шарил рукой по канализационной трубе, а потом разошелся с безумной. И правильно сделал: тот, кто бьет ниже пояса, никогда не поднимет глаза к небу.

Высоко над тенью вечное солнце, Высокий Свидетель теней.

– Какая у нас самая мерзопакостная сцена?
– кричал М. на сцену и отвечал: - Верно! Когда провожают Хлестакова. Попрошу: "Строй курбалеты с их обеими". И легкость. Легкость. Необыкновенная легкость. Праздник Энергий! Аттракцион! Оркестр-р-р!!!

Оркестровая яма взорвалась шальными веселыми звуками. В кавардачном танце поскакивали актеры. Режиссер долго не выдержал:

– Как вы танцуете? Я бы сказал, как вы танцуете, но я не скажу, как вы танцуете! Потому что, если я скажу, как вы танцуете, вы танцевать больше никогда не будете!.. И почему нет нужных для мизансцены атрибутов? Где чучело медведя?

– Моль съела, - на это отвечают ему.

– Кто там такой находчивый?
– смеется М.; слава Богу, начиналась работа.
– Быстрее. Прошу!..

Рабочие сцены выволакивают огромное медвежье чучело.

– Пр-р-рекрасно! Помреж, вяжите ему бант!

Помреж мал ростом - про таких говорят: метр с кепкой, - пытается выполнить указание.

– Товарищи! Помогите помрежу. Дайте ему, в конце концов, ходули. Живее!
– требует М.

Принесли ходули. Помреж с помощью актеров вскарабкался на них.

– Дер-р-ржите его!.. Куда? Куда он идет?
– резвился М.
– Поверните его к медведю! Хорошо! Теперь вяжите бант. Прекрасно! Красивый, пошлый бант-бантик... Товарищ помреж, в чем дело? Почему вы повисли на чучеле? Ну нельзя же так работать, господа!.. Кто-нибудь! Оторвите его от медведя!.. Учитесь ходить на ходулях, может пригодиться!

Бабка отправила Кулешова за хлебом. Бабка на улицу не ходила - ноги распухли и были как чужие люди. У булочной под дождиком скандалила очередь - хлеб еще не подвезли, и было неизвестно, привезут ли вообще. И поэтому маленький Кулешов с легкой душой уходил гулять по городу. Правда, все дороги вели на площадь - там всегда что-то случалось интересное. По площади водили летом слонов из цирка-шапито. По площади ходили весной пионеры и били в барабаны у памятника. Зимой на площади устанавливали вот такую чудную новогоднюю елку, окруженную небольшим заборчиком:

~*~

^^

*^^^*^^^*

^^^^^*^^^^^

*^^^^^^*^^^^^^*

*^^^*^^^^*^^^^^*^^^*

*^^*^^^*^^*^^*^^^^*^^*

|||||||||

|||||

++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++

А осенью... мальчик вышел на мокрую площадь и увидел своих старых знакомых - он увидел солдат стройбата. Они притягивали за тросы к земле замерший аэростат.

– Шурка, помогай!
– весело прокричал офицер; он был молод и запальчив, хотел жениться на девушке по имени Суси; так он называл соседку Кулешова и носил ей цветы, коньяк, иллюзии и любовь, а Кулешова одаривал острыми, разноцветными, как гирлянды, леденцами.
– Шурка, помогай!
– весело кричал офицер, и мальчик смотрел: из армейского грузовика спешно стаскивают прогибающееся фанерное полотнище и закрепляют его в потускневшем от времени алюминиевом каркасе. И когда под дождевые косые тучи всплыла гондола, мальчик увидел на полотнище чрезмерно породистый холеный лик вождя.

Дождь усиливался, и сквозь его холодную мелкую сетку мальчик заметил: на широкой, потекшей краской груди нового вождя разлапистые пятиконечные звездочки, их было пять - как на офицерской бутылке доброкачественного кавказского коньяка.

М. в бешенстве молотил воздух колокольчиком:

– Стоп!.. Стойте-стойте! Родная Зинаида! Кого ты играешь? Посмотри, кого ты играешь? Ты играешь тетку! Тюху! Бабу!!! Где твоя легкость?! Где царственность? Где полет?.. Городничиха первый раз, может быть, почувствовала - она женщина. Перед ней призрак любви. Она летит на этот призрак... как... как мотылек... на свет.

– Хорош мотылек!
– посмела заметить Зинаида.

– Молчать!..
– в исступлении завопил М.
– Почему у вас спина деревянная? Почему, я спрашиваю, у вас спина такая?

– А вы позабыли, сколько этой... этой корове... лет?

Мастер рвет волосы на голове:

– Что?.. Боже мой! Вы абсолютно, решительно не понимаете ее!.. Когда женщина хочет понравиться - ей семнадцать!

– А мне кажется...

– Вам кажется?!
– хохочет режиссер.
– Это мне кажется, что я здесь режиссер! И что я имею право, простите, на творчество! Или не имею?!

– Почему вы орете?
– сквозь зубы интересуется Зинаида.
– Почему на меня повышаете голос? Кто вы такой, чтобы орать?! В конце-то концов?!

– Зинаида!!!

– Кого хочешь удивить? Этим фиглярством? Оленеводов уже удивил!

– Замолчи, др-р-рянь!

– Фигляр! Фигляр!
– неожиданно показывает язык.

– Прекрасно!
– восторженно кричит М.
– Ты у меня будешь работать! И так, как я хочу!

– Я?.. У вас?.. Никогда!.. Я!!! Не кукла!.. И вы... ты!!!
– Валится на актеров.