– Счастьем?
– не верит.

В х-фокусе объектива - прекрасная счастливая планета Земля.

На околоземной орбите - спутник-разведчик. Он ведет секретную съемку Объекта. Средний план: огромный аэродромный ангар в степи, огороженный колючей проволокой; пристроечка Поста у металлических ворот. Крупный план: осколки стекла под металлическим брусом. Снова средний план: разбитая ухабами дорога, по которой тащится невразумительный человечек.

Скоростная трасса - убаюкивающий шелест шин. И вдруг машина съезжает на проселочную дорогу, качается на колдобинах. На немой вопрос спутницы Ник отвечает:

– Пилот устал. Привал.

Лимузин мотает на непроходимой дороге, ведущей к местной речушке.

– Ой! Куда мы?.. Боже мой!
– страдает Николь.

– Не пугайся, милая. Это только начало, - мстительно усмехается водитель, - нашего полета. Обещаю как бывший летчик.

– Что?!
– прыгает на сиденье, точно кукла.

– Какой русский не любит быстрой езды!

– Ничего не слышу... О, какая глушь!

Наконец наступила первозданная тишина. Бархатная пыль падала на лобовое стекло. В чистых небесах катило гигантское велосипедное колесо с лучами-спицами. Ультрамариновая излучина речки манила.

– Нырнем под корягу?
– Ник освобождался от летнего костюма, обнажая свою атлетическую стать.

Спутница заметно замялась. Ас журналистики, передернув тренированными плечами, с разбега нырнул в прохладные воды и под корягу.

И пока он барахтался в речке, Николь вытащила из своей спортивной сумки приборчик, быстро пощелкала цифровыми клавишами: запульсировал световой сигнал приема сообщения. Удовлетворенно вздохнув, вернула шпионскую принадлежность на место.

Потом... Ник вынырнул и тотчас же ушел под воду с головой. В случайную азиатскую речушку вступала прекрасная молодая и совершенно нагая богиня - богиня Европы.

Почему умерла прекрасная куколка Алька? Думаю, на солнце случилась термоядерная вспышка - лучи прожгли атласную защитную небесную оболочку... потом атласную защитную телесную оболочку А.
– ее лакричная кровь вскипела и обесцветилась.

Бесцветный лак крови.

Я хочу одного: чтобы в меня не запускали лекарские хозяйственные лапы в поисках смерти в рубиновых кишках... Впрочем, будут ли кишки цвета лжи?

Ложь во спасение?

– Аида тебя любит, Бо, - врал я другу.

– Спасибо!
– И смотрел предательскими глазами раба.

Почему я не говорю правду? Потому, что хочу жить. И каждый мечтает выжить в стране провокационных экспериментальных упражнений.

Помню, когда мы жили, было странное лето - была жара и жирные тюфячные миротворческие гусеницы издырявливали листья с маниакальной целеустремленностью, и какая-то соседская бабулька упросила меня и Альку собрать тварь с виноградника. И мы собрали коробку кишащей мелкотравчатой дряни - собрали за шоколад.

И делили его, когда появился Бонапарт. Он с трудом носил свою олигофреническую голову и от жары пускал хоботок соплей и слюней. Увидев шоколадку, Бо занючил:

– А мне-е-е?

– На, - сжалилась А.

– Нет, - сказал я.
– Сначала пусть сожрет это.
– И указал на коробку, где кишели гусеницы.

– Да?
– удивился Боря.
– А они вкусные?

– Объедение.

– Не надо, - сказала Алька, - это кушать.

– Надо, - отвечал я.
– Отдам всю шоколадку.

– А?
– И Бо облизнулся.

– Ну!
– занервничал я.

– Не надо!!!
– кричала А., и я толкнул ее на солнцепек.

И она побрела прочь, загребая пыль сандалиями, а я остался, и в моей руке таял шоколадный сургуч.

– Ну, я жду... Раз-два-три...

И загипнотизированный куражной сладостью... моим голосом... мутной болезнью... Бо вытащил полное извивающееся тело многоножного существа из коробки и перекусил его надвое. Брызнул в стороны изумрудный сок брюшины.

... Я ел черешню, плевал на себя косточки - мокрые, скользкие, онкольные, гранитные, когда пришел Бонапарт. Он взял целительную черешину, надкусил, как гусеницу, но, вспомнив о драме своего желудка, отбросил ягоду:

– Приглашаем на свадьбу двух любящих сердец.

– Поздравляю, - не удивился я.
– Как невеста?

– Беременна.

– Уже?

– Что ж!
– Самодовольная жульническая улыбка.
– Какой ты сделаешь нам подарок?

– Я же сделал!

– Какой?
– оторопел жених.