...Клубился крепкий пар - пар скрадывал старость и лица. Только по голосам можно было угадать, кто есть кто. Голоса были молоды, точно старики сбросили с плеч многопудье лет.

– Эй, мужики!
– кричал Минин.
– А деревеньку-то помните? Как ее?.. Пер... Пер...

– Пердищево!
– был прост Беляев.

Все захохотали, захихикали, замахали вениками. Минин вспомнил:

– Первищево!.. За Курском... Как тогда в баньке исповедовались? У-у-у!

– Сорок третий - как вчера, - выдохнул Ухов.

– Да, накромсали фрицев, - проговорил Дымкин.

– А они нас, - заметил Беляев.

– А мне обещают триста марок в зубы... компенсация, - признался Ухов.

– И возьмешь, Леха?
– спросил Беляев.

– И возьму, Саня.

– Вот-вот, кто кого бил, кто кого победил?
– снова спросил Беляев. Суки продажные, шкуры кремлевые.

Минин у печи закричал:

– Мужики, вжарю парку!

И вжарил. Все заорали не своими голосами:

– Ууааа! Ааа! Хозяйство ж вкрутую!.. Командир, а ты как тот барин: дом, банька?
– позавидовал Беляев.

– Шура, чужому счастью завидовать - своего не видать, - укоризненно заметил Дымкин.

– Демхер нам всем в жопу - вот что такое счастье, - сказал Беляев.

– А ты не подставляйся, милок, - перевел дух Ухов.

– Ага, как в том анекдоте!
– хохотнул Беляев.
– Сбирает мужик в лесу грибочки. Вдруг из кустов бабка с ружьем: "Чего, милай, чай, хошь меня, старую, дрюкнуть?" Мужик: "Не, бабка, и мыслей нетуть". А та: "А-а-а, прийдец-ц-ца".

Все засмеялись. Выступил Дымкин:

– Дедок зашел случаем в магазин, где компьютеры. Выходит, головой качает: "Ну, новые русские, совсем того - коврик для мышки?!"

Посмеялись. Ухов спросил:

– А про Кремлевскую стену?.. Гость столицы у стены спрашивает москвичку: "А чего, гражданка, стена большая? Такая высо-о-окая?" А та: "Чтоб бандиты не перелазили". А гость спрашивает: "Отсюда туда - или оттуда сюда?"

Все хохотнули, но смех был грустен и печален. Беляев закричал:

– А хотите стих? "Как она там ни вертелась, / Как ей только не хотелось..." Это я про демократию нашу, мать ее, сучу, так!

Минин крякнул:

– Мудозвон ты, Шура! И стих твой...

– А что, командир, стих мой неверный?
– нервно взвизгнул Беляев.

– Хватит вам, голожопники, - попытался примирить всех Дымкин.

– Что и говорить: стих верный, - заметил Ухов.

– Ну?
– удивился Беляев.

– Хрен гну!
– заорал в сердцах Минин и плеснул на камни из ковша - и пар, как горький дым войны, накрыл и его, и его боевых друзей, их голоса, их тела... И казалось, что их уже нет, молодых и бесстрашных.

И сидели старики в тихом плодоносном саду - отдыхали после баньки. И печаль была на их светлых лицах. И слушали они себя и тишину. А тишина была такая, что был лишь слышен непобедимый, неутомимый червячный жор в наливных яблоках.

– Помирать не хочется, а надо, - сказал потом Ухов.

– Первый я, - то ли пошутил, то ли нет Минин.

– А моя Тася, внучка, говорит, - вспомнил Дымкин, - ты, дед, скоро умрешь, а я тебя жалеть не буду, ты меня заставляешь кашу есть.

– Ага!
– нервно вскрикнул Беляев.
– Всем нам уж могилку братскую сготовили. Всех мы пережили, а этих...
– неопределенно кивнул в сторону дощатого нужника.

– Вошка и гнида - даже людям хорошим не обида, - глубокомысленно заметил Ухов.

– Вот-вот! Видно, харчи дешевы стали - рыло, гниды, себе сростили! закричал Беляев.
– Пидрасссы!

– Саня, черт!
– не выдержал Минин.
– Что ты все каркаешь?

– Во! Анекдот вспомнил про ворон, - решил снять напряжение в беседе Дымкин.
– Новая американская ракета вот-вот взлетит...

– Уже смешно, - сказал Ухов.

– А на дереве у стартовой площадки две вороны. Первая говорит: "Взлетит!" "Не взлетит!" - каркает ее подружка. Запуск - ракета взрывается. "Это ты накаркала", - говорит первая. А вторая: "Служу Советскому Союзу!"

Старики засмеялись, но вяло; похекали, запили кашель и горечь кваском, понимающе поглядели друг на друга. И замолчали. И сидели в белых нательных рубахах. И тишина была такая, что был лишь слышен непобедимый, неутомимый червячный жор в яблочных сердцевинах, похожий на хруст ломаемых человеческих судеб.

Освежившись под душем, я почувствовал, что мир приобретает привычные очертания. Классов заторопился:

– Не пей, прошу тебя, Саныч. Сегодня ты должен быть трезвым как стеклышко.