– Вот здесь будет съезд, - показал Фёдор Маркович, без особого труда вспоминая приметы.

На малой скорости машины опасливо свернули к реке. Дух захватывало такой был крутой спуск. Как на аттракционе. Парни даже развеселились. Закричали матные слова. Загоготали. Опустили стёкла, добавили громкость музыке. Над рекой разнеслась песня про нелёгкую пацанскую долю.

А река в этом месте и впрямь оказалась неглубока. Песочное дно видно во всех подробностях. Заверни штаны и перейдёшь, даже не замочив их, омыв усталые от обуви ноги в прохладном потоке, распугивая шныряющих быстрыми тенями среди стелющихся у берега водорослей мальков.

Но коротко посовещались, не выходя из машин, стали поочерёдно перебираться на другой берег. Первая машина застряла практически уже преодолев брод. Водитель забрал в сторону и съехал колесом на глубокое место. Тут же заглох.

– Придурок, - прорычал Тимур, открыл дверь и даже не разуваясь выскочил в воду, подбежал к первой машине, накинулся на водителя, вислогубого парня по кличке Хапок, - Ты куда едешь?

– Не знаю, как вышло, Тимур, - объяснял он, через окно, не выходя из машины.
– Показалось в воде лицо мелькнуло. Подумал утопленник. Побоялся наехать. Это ведь плохо на покойника наезжать, да?

– Чего? Вот так тебя отделаю, что сам покойником станешь. Показалось видите ли ему...

– Ну падлой буду, Тимур.
– хныкал Хапок.

– Да выключите вы там шарманку, - Тимур вернулся к машине, передал слова водителя.
– Что скажешь, Фёдор Маркович? Проделки твоего пасечника?

– Ты на Хапка внимательно посмотри. Он у тебя под каким кайфом баранку крутит?

Тимур зло сплюнул.

– А ну давайте все в воду. Выталкивайте, как хотите.

Однако крепкие затылки в воду лезть не спешили. Лето было не жаркое. Под крики Тимура неохотно разувались, раздевались, насупленные ещё больше обычного. Когда пошли в воду окрестности огласили злые хриплые голоса, произносившие знакомые, но зазвучавшие вдруг чужим языком, слова. Правда, кое-кто расхрабрившись разделся полностью и бросился в воду, проплыв туда-сюда несколько гребков.

– Хороша водица, мать её. Выпрямляет.

Фёдор Маркович кривился, слушая ругань бритых отморозков.

– Трактором тут всегда вытягивали застрявшие машины.

– Да? А где его взять сейчас? Связь не работает. Ни одной палки. До чего место поганое. Зачем мы поехали здесь?

Фёдор Маркович недобро оскалился на Тимура. Тот не замечая, продолжил орать:

– Ну что вы мать вашу намерены до ночи ковыряться? Быстрее. Быстрее.

– Навались братва. Не филонить.

Фёдор Маркович поднял стекло. Некстати, а может и кстати, вспомнилось как в детстве они всего однажды залезли на пасеку за мёдом. Никогда он ещё не испытывал такого страха, как в тот раз. Даже когда обносили яблони считавшегося сумасшедшим деда Тимофея. Тот ведь запросто мог выстрелить из охотничьего ружья солью. А что мог сделать пасечник, которого, как говорили, пчёлы слушаются будто ручные - страшно было и представить. Но пацаны уверяли, что ночью запросто можно украсть мёд из улья потому что пчёлы спят и не видят ничего в темноте.

– Зато в темноте видит пасечник, - убеждал Фёдор, - Мне про это бабушка говорила.

Нападение на беззащитных в темноте пчёл тоже казалось ему неправильным.

– Не ходи если боишься, - презрительно усмехнулся Данька.
– Он рано ложится. Напьётся своей медовухи и дрыхнет до самого утра. У него и свет никогда не горит.

После такого обвинения в трусости нельзя конечно же было не пойти. Но едва только Данька собрался переворачивать один из ульев ногой, как стоявшему на страже Фёдору послышались шаги пасечника и даже примерещился его тёмный силуэт на крыльце дома, стоявшего на высоких сваях. На лице пасечника светились прорези глаз.

– Шухер, - громким, срывающимся от ужаса шёпотом, произнёс Фёдор и обдираясь о кусты и спотыкаясь в темноте, они рванули наутёк что было сил.

На следующий день на реке Данька при пацанах отвешивал Фёдору тумаки и окунал его головой в воду, цепко держа за шею холодными жёсткими пальцами. Весь прошлый вечер пасечник провёл в доме Кирилла Ивановича, которого разбил жуткий радикулит. Пчелиный яд помогал лучше всего в этих случаях.

– Ну что, видно там пасечника?
– вопрошал Данька, погружая Фёдора в воду, - Или может водяного посмотришь? Светятся у него глаза? Каким цветом? Синим? Зелёным?

Фёдор уже готов был даже заплакать. Войдя в благородный пацанский раж, Данька всё дольше и дольше удерживал его голову под водой. При мысли о том на что сподобится дальше и вовсе делалось страшно.

– Шухер, - вдруг крикнул кто-то из пацанов, - Пасечник.

Пацаны бросились с берега в рассыпную. Данька тоже бросил его и стремительно уплыл вниз по течению, оставив на берегу одежду. Освобождённый Фёдор жадно глотал воздух, размазывал слёзы, пытаясь сквозь них и стекавшую в глаза воду, рассмотреть пасечника. Показалось он был необычайно высокий и вокруг него дрожит воздух, а глаза и впрямь источают свет. Но когда он навёл резкость зрения, увидел только знакомую фигуру в мешковатых штанах и военной рубашке без погон с закатанными рукавами, удалявшуюся от берега. А прошло десять лет с того случая - Данька полез купаться по пьянке и утонул...

Тимур продолжал надрываться:

– А ну поднажми, братва. Толкай. Раскачивай. Шевелись. Быстрее. Быстрее.

Наконец, переругавшись, охрипнув, промокнув, испачкавшись, они вытолкали машину. Первый внедорожник выбрался из воды, за ним двинулись остальные.

– Поехали, - рявкнул Тимур.

Встряхнувшиеся после купания парни, весело переругиваясь, даже не обсохнув, одевались и рассаживались по местам.

– На кой чёрт и кому понадобилась эта дыра?
– сел обратно в машину Тимур. Вид у него был весьма раздражённый. Вода стекала у него с брюк, хлюпала в ботинках.