С первых же слов этой части доклада я понял, что девушки коварно подвели председателя артели, — текста не подготовили. В руке Косотурова предательски трепетал лишь жалкий листочек, видимо, с его собственными тезисами. Руководствуясь ими, Гаврила Филиппович доложил о результатах хозяйственного года артели примерно в таком стиле:

— Товарищи! В свете, так сказать, неуклонного роста нашей страны, рос, соответственно этому неуклонному росту, и беспрепятственно закалялся и наш колхоз «Крутой Яр». А если мы возьмем наш колхоз в свете последних директив партии и правительства, то и здесь мы увидим повседневное отражение. К каким успехам мы подходим в нашем хозяйстве на сегодняшний день? Вышестоящими организациями нам предварительно уже спущен урожай на текущий год, в достатке покрывающий не только наши социалистические обязательства, но и внутренние потребности. И тут, товарищи, двух точек зрения быть не должно — урожай этот мы должны взять! Не возьмем мы — возьмут другие, что и случилось за отчетный период, но об этом пусть скажет присутствующий здесь директор МТС товарищ Флегонтов. Мы не позволим ему уйти от ответственности, и он не уйдет. А если уйдет, то пусть пеняет на себя. К этому я хочу привести вопиющий пример самоотверженного труда наших колхозников и в целом Анны Брагиной, когда она, не надеясь на безответственность нашей МТС, подняла кролиководство в нашем колхозе на должную высоту и обеспечила артели доход, в два и семь десятых раза превосходящий приплод, допущенный в предыдущем году...

В этой же оригинальной манере Косотуров продолжал докладывать «об успехах» и по другим отраслям артельного хозяйства. Из зала не раз было ему замечено: «Ты оглашай не в процентах, а в натуральном виде!» — но он ответил на эти требования, лишь заключая доклад:

— Я не вдавался в конкретные цифры, чтобы не засорять вашего внимания, во-первых, точно уложиться в регламент, во-вторых, и в третьих, — натуральные цифры вам огласит главный бухгалтер колхоза. В мою задачу входило осветить отчетный период, так сказать, по существу!

Бухгалтер не отозвался на вызов к содокладу. Утверждали, что он из зала не уходил, а, между тем, его не было. И только кто-то, случайно наступивши на костыль, торчавший из-под скамьи, обнаружил там искомого содокладчика, но был он уже в состоянии блаженного душевного баланса. К оглашению «натуральных цифр» привлекли счетовода. Открыв объемистый «Годовой отчет» колхоза, он начал читать его по всем статьям, что называется, «от доски до доски», и уже на второй странице был прерван тоскующим возгласом:

— Что же это, товарищи? Нас тут уморить хотят!

И дальнейшие события развернулись в совершенно не предусмотренном процедурой порядке. Содоклад был шумно прерван. Основное колхозникам было известно: с напряжением рассчитавшись с государством и МТС, отчислив положенное в различные фонды и скудные запасы, колхоз выдал на трудодень только по 500 граммов зерна и 60 копеек деньгами. Большое артельное хозяйство, несмотря на значительные затраты на его обновление, было глубоко расстроено, экономика колхоза оказалась подорванной. Подтверждал это состояние хозяйства и доклад председателя ревизионной комиссии, умолчавшего только почему-то о виновнике развала хозяйства артели. Но колхозники назвали его без обиняков.

И, как это ни странно, первым открыл прения на отчетном собрании и назвал виновника всех артельных бед, казалось бы, совсем удаленный от общественного хозяйства человек — начальник долбняковской добровольной пожарной дружины Клементий Яковлевич Закожурников. Рослый, пожилой, с тронутыми сильной проседью волосами и бородой, Клементий Яковлевич, начиная свою речь, сверкнул в сторону председателя артели недобрым взглядом.

— Я хочу высказать свое суждение, товарищи, о севооборотах, о науке. Почему это так в нашей артели происходит? Приехали агрономы, землеустроители, обследовали, распланировали всю нашу землю, поставили разграничительные столбы, разработали нам севооборот. По всем требованиям науки, поддержанной нашей партией коммунистов. А партия поддерживает только передовое, обещающее нам всяческое улучшение нашей трудовой жизни. Где же, товарищи, сегодня этот севооборот, куда он девался, кто его отменил? Кто отменил наше право пользоваться плодами науки и довел нас до того, что мы за наш тягчайший трудодень получаем пригоршню чахлого зерна? Вот он, наш «благодетель» — Гаврила Филипыч Косотуров! Оказывается, столбы в полях севооборота нужны ему, чтобы привязывать к ним своего бегового рысака!

Зал отозвался на обличительные слова Закожурникова негодующими возгласами, смехом и аплодисментами, а он продолжал:

— Вот, к примеру, прислали нам двух дельных молодых специалистов, чтобы помочь нам выпутаться из беды и направить наше хозяйство по научному руслу. А он, видите ли, запер их от нас в своей роскошной конторе, и вместо дела занял их канцелярской писаниной. Не позволим мы вам этого делать, товарищ Косотуров! Не позволим! — энергично и взволнованно закончил свою речь Клементий Яковлевич и степенно направился на свое место под шумное одобрение зала.

По почину Закожурникова высказали долбняковские колхозники немало горьких обид на своего незадачливого председателя. Подлило масла в огонь и выступление Белозерова. Он сравнил результаты социалистического соревнования двух артелей и спросил крутоярцев, поддерживают ли они отказ Косотурова от соревнования в дальнейшем.

— Наша артель, — сказал он, — имеет горячее желание помочь вам выйти из тяжелого положения и советом, и делом. Установили мы вчера у вас безвыходное состояние с кормами. Не можем мы поделиться с вами сочными кормами, но имеем некоторую возможность отпустить вам соломы, ну и несколько центнеров концентрированных. Пошлем вам своего механика — исправить кормокухню и автопоилки. Наши колхозники не хотели бы отступить от соревнования с вами и надеются, что вы стойко перенесете ваши затруднения и преодолеете их.

Крутоярцы проводили Белозерова с трибуны аплодисментами.

Трудно представить, что Косотуров верховодил в артели без поддержки какой-то приближенной к нему группы колхозных командиров, но сегодня, перед лицом разгневанных колхозников, ни один из его единомышленников не осмелился выступить в его защиту. Сам Косотуров, попытавшийся раза два грубо огрызнуться на критику, столь же грубо был осажен.

— Я к тебе в кабинет попасть целый год не мог, — ответил ему пастух Краюхин, — так хоть сегодня ты попридержи свое ботало, позволь и нам сказать, что у нас наболело! Сумеешь, так отговоришься в заключительном слове.