Волынский ответил с тонкой улыбкой, что у русского царя есть морские суда, которым не страшна никакая буря.

Все эти разговоры сопровождала негромкая музыка и хор мальчиков. Хан только поднимал руку, делая знак к музыке, и заунывные напевы начинали звучать в воздухе.

— Русский царь должен знать, что шах хочет начать войну против Индии, потому и беспокоят его вооружённые отряды в самом тылу, на границе с Персией.

— Наш государь настроен миролюбиво и никак не собирается нападать на дружественную Персию, — учтиво ответил Волынский.

Он знал, что это не так, что Пётр готовится к большому походу в Персию, его секретные инструкции Артемий выучил наизусть, а в них значилось: разведывать все берега Каспия, военное состояние Персии, узнавать, какова численность армии у персов, способны ли они выдержать войну с артиллерией и конницей. Волынский это знал, и вопрос хана встревожил его: знает ли хан, а если хан знает, то и шах узнает, что Артемий посылал своих помощников снимать карту берегов Каспия, что сам отмечал границы и точки, в которых можно содержать войска. Но это должно быть тайной за семью печатями для хана и шаха, все свои записки Волынский снабжал примечаниями о нуждах купцов.

Волынского и всю его свиту хан попросил отобедать с ним. Перед ханом поставили длинный стол, покрыли его красным сукном, уставили дорогой серебряной и золотой посудой, под крышками которой дожидались едоков вкусные ароматные кушанья. Волынский хотел было уехать домой, но хан упросил его отведать восточной кухни, сам угощал своего гостя и называл кушанья на своём языке.

Обед был долгим и обильным, музыка играла шемахинские напевы, а мальчики в прозрачных шароварах и расшитых безрукавках кружились перед столом, изгибаясь в самых причудливых позах.

Хан проводил Волынского до крыльца.

Начало миссии казалось обнадёживающим. Все советники Волынского отмечали его твёрдость и безукоризненное поведение, точные ответы и умные вопросы. И Артемий распорядился послать хану богатые подарки. Резные деревянные ларцы и окованные медью сундучки содержали сорок соболей ценою по 300 рублей и меха горностая, узорчатые клетки заключали четырёх наученных охоте ястребов и пятерых балабанов [21] . Восемь служителей в расшитых золотом ливреях доставили хану подарки, а кречетники, одетые охотниками, принесли птиц.

Хан прислал самого доверенного своего человека — Дюребин-бека — с ответной благодарностью.

Но тут обнаружилось, что русское посольство не всем по нутру. Местные жители из окон и воротных проёмов в глиняных высоких стенах бросали камни в русских людей. Одного из слуг принесли в крови: камень проломил голову.

Разъярённый Артемий послал к хану Матвея Карцева. Матвей был любезен и строг, требовал от хана «сатисфакции», и хан уклончиво ответил, что, возможно, то были пьяные люди, но Волынский знал, что Коран запрещает употреблять спиртные напитки, и перс всегда пьёт свою противнейшую водку у себя дома и не выходит пьяным под страхом строжайшего наказания палками по пяткам. Перс пьёт только дома и только ночью. Потому и не поверил Волынский уверениям хана и приготовился к другим недоразумениям и бедам.

Зато хан после этого просил Волынского дать точные факты нанесения обид русским купцам и взимания с них излишних налогов. Артемий отправил ему целый список с указанием дат, фамилий и имён купцов и местных мздоимцев. Хан обещал разобраться с теми, кто был поименован в этом списке. Палками по пяткам — вот и всё разбирательство было. Раз назван в русском списке, решил хан, значит, виноват. Брал с купцов лишнее, а с ним, ханом, не поделился — заслуживает наказания вдвойне...

Приказав седлать лошадей, Артемий отправился с небольшой свитой и конвоем на прогулку по городу. Он, в сущности, не видел Шемахи, не знал города и хотел собственными глазами удостовериться, что он собой представляет. Но смотреть было нечего — длинные узкие и грязные коридоры из высоких глиняных стен переходили один в другой, как настоящий лабиринт, и только в самом конце пути кавалькада выехала на главную площадь города с воинскими казармами в два этажа, также сделанными из глины и самана. Площадь была окружена солдатами-персами, а в середине шла порка.

Седобородый перс в богатом халате и тюрбане лежал на лопатках, а его босые ноги были привязаны к перекладине, положенной на два столба. Палач в чёрном ритмично взмахивал палкой, и глухие удары отдавались в глиняных стенах казарм шлёпающим звуком.

Волынский не был остановлен — казалось, его хотели уверить, что наказание постигло тех, кто чинил беспокойства и обирал русских купцов.

Но Волынский острым своим глазом заметил, что палач больше бьёт по перекладине, чем по голым пяткам. Немало заплатил, значит, перс палачу, раз тот бьёт так искусно, что кажется, будто пятки осуждённого принимают все удары. Но привязанный перс кричал так, что становилось страшно: он знал, что чем громче кричит от боли, тем меньше ударов достанется его пяткам.

«Даже и тут, кто более заплатит, тот менее наказан, — с горечью подумал Артемий. — Люди везде люди, и богатый всегда избежит праведного наказания». Однако он не стал поднимать этот вопрос: слишком уж пришлось бы вмешиваться во внутреннюю систему государства.

Кавалькада снова углубилась в лабиринт узких глиняных коридоров, скоро выехала к городским воротам, но здесь стражники остановили русских. Хан не дозволял выйти за пределы города никому, пока идёт казнь.

Артемий опять не стал спорить: свои законы в этой стране, хоть и хотелось ему осмотреть окрестности города.