– И как объяснили твое исчезновение?

– Все подумали, что я убила сама себя от горя. Единственными, кто знал правду обо мне и Эйгоне, были мои родители, и они не рассказали бы ни единой душе.

Арью мгновенно осенило.

– Ты Эшара Дейн.

– Я была, однажды, - призналась она с усталостью в сиреневых глазах, - но я была септой Леморой большую часть своей жизни, так что кто же я на самом деле?

– Если ты Эшара, значит Аллирия твоя дочь, – в животе неприятно заныло. – Кто ее отец?

– Ты сама знаешь, кто, – она тяжело вздохнула.

Арья вскочила с постели, расхаживая туда-сюда по скрипящему полу, прежде чем окончательно запуталась в собственных мыслях.

– Если Аллирия Дейн – ребенок, рожденный тобой от моего отца, тогда кто же мать Джона? Все всегда говорили, что это была ты!

– Ты действительно хочешь знать, Арья? Подумай, - убеждала ее Эшара, - потому что ты никогда об этом более не забудешь.

– Что может быть хуже того, что ты мне только что рассказала!?

С сожалением на красивом лице, Эшара рассеянно кивнула.

– Нед прибыл в Звездопад, чтобы вернуть мне Рассвет, однако он принес с собой еще и новорожденного ребенка. Я вызвала кормилицу Виллу, чтобы приглядеть за ним, пока мы с Недом разговаривали. Он видел Эйгона и узнал о том, что я сделала, но сам еще не отошел от того, что Ланнистеры сделали с Рэйнис и Элией. Я начала объяснять ему все с самого начала, просила не рассказывать Роберту, но, неожиданно, он заплакал. Я была ошеломлена, но затем он признался мне, что это было дитя Лианны, третий ребенок, которого так желал Рэйгар.

Арья почувствовала головокружение, сидя на самом краешке стула.

– Он поклялся Лианне, что защитит ее сына, чтобы он смог прожить счастливую жизнь вдали от Железного Трона. У него была типичная внешность Старков, ни капли от Рэйгара, но Эйгон… Нед пообещал, что никогда не расскажет никому о нем, если я сохраню секрет Джона, а затем он вернулся на Север к твоей матери.

– Вот почему он никогда не рассказывал Джону, – Арья размышляла вслух, – это было слишком опасно.

– Арья, ты должна понимать…

– Что вы делали в Штормовых землях? – спросила она, чувствуя, как внутри нее закипает ярость. – Раз уж все так опасно, что вы там делали? – Эшара не ответила, и ее гнев разгорелся лишь еще ярче. Вставая на ноги, она вылетела из комнаты и поспешила вниз к Грифу… Эйгону, где тот сидел с Хэлдоном, Даком и Грифом-старшим.

– Арья! – поприветствовал ее Эйгон, улыбаясь. – Присоединяйся…

– Эшара мне все рассказала, - отрезала она, мгновенно стирая улыбки с их лиц, - и ты должен объясниться прямо сейчас.

Гриф-старший ощетинился, открыв было рот, чтобы огрызнуться в ответ на подобную дерзость, но Эйгон поднялся, жестом руки призывая своего лже-отца к тишине. Арья отдернула руку, когда он попытался дотронуться до нее, и вышла из гостиницы на холодный ночной воздух. Она ощущала его присутствие за спиной, осторожное и тихое – он был вежлив даже в подобной ситуации, и Арья почувствовала, как болезненно сжимается ее сердце.

Скажи мне, что ты не заставил меня уехать с тобой потому, что хочешь отомстить. Скажи мне, что ты не знал, кто я такая, а когда узнал, уже любил меня слишком сильно. Скажи мне, что я не предала всех, кого любила, и не продала свою честь ради какой-то игры.

– Я хотел сказать тебе, - начал он.

– Ты должен был мне сказать!

Эйгон поднял лицо к небу, и в лунном свете его кожа казалась серебряной. Прикрыв на мгновение глаза, он произнес:

– Меня никогда не называли по имени. Мне было около двенадцати, когда Эшара и Джон сказали мне, что у меня вообще есть имя. Большую часть своей жизни я провел, притворяясь Грифом из Тироша, пытаясь помнить о том, что я - Эйгон Таргариен, мальчик, умерший двадцать шесть лет назад.

– Зачем ты приехал в Штормовой Предел?

– Потому что так велел мне мой долг, – Эйгон посмотрел на нее, и его лицо исказилось от злости и боли, которую ему причиняли воспоминания. – Когда мне было четырнадцать, меня призвали в Пентос на свадьбу. Тогда я впервые встретил своих дядю и тетю, и Визерис рассказал мне о восстании, о моей семье. Он рассказал мне о том, что сделали с моей сестрой, как Грегор Клиган безжалостно раздробил головку ребенка, на месте которого должен был быть я, а затем изнасиловал мою мать, трогая ее руками, испачканными в крови. «Они сделали из нас нищих, а ведь мы – Боги», сказал мне Визерис. И я поверил в это.