— Ничего.

— Ты меня пугаешь, Шерлок. Почему ты медлишь? Всё позади, тебе пора возвращаться к нему.

Шерлок задохнулся от боли, задрожал так, что дрожь его стала заметна и поразила старшего Холмса настолько, что он сделал невероятную, невозможную в их отношениях вещь — подошел и порывисто обнял, крепко прижав к себе.

— Что с тобой, Шерлок? Что с тобою, бедный мой мальчик?

— Я схожу с ума, Майк…

Майкрофт ласково гладил дрожащую спину, а Шерлок жался к нему так отчаянно, словно пытался спрятаться от себя самого.

— Возвращайся, Шерлок, ты же столько ради этого сделал. Вспомни, как мы мечтали… Он поймет и не осудит. Я в это верю.

Шерлок поднял наполненные болью глаза.

— Я никогда к нему не вернусь.

========== Часть 3 ==========

Их диалог был абсурден и почему-то страшен. Джон не понимал, почему так сковал его тело этот неуместный и необъяснимый страх.

Они стояли друг против друга в гостиной на Бейкер-стрит, и на данный момент это было самое безопасное место на всей Земле. Во всяком случае, так воспринимал его Джон, и именно здесь скрывался от мира, давящего на него своей многоликостью и огромностью.

Джон от мира устал. Бейкер-стрит была его убежищем, его гаванью, его тайной надеждой, как бы странно это ни выглядело со стороны. Казалось бы, здесь он должен умирать от тоски, но именно здесь Джон и жил. Только здесь. В их с Шерлоком доме…

Майкрофт Холмс принес на Бейкер-стрит иррациональный страх.

— Здравствуйте, Джон.

— Что вы здесь делаете?

— Мы же на Бейкер-стрит. Что вас так удивляет?

— Но… Почти год вы не давали о себе знать. С того дня…

— В тот день вы прогнали меня, Джон. Удивляюсь, как не пристрелили.

— Это нетрудно понять.

— Я понимаю. Джон, почему вы продолжаете жить здесь? Это, наверное, тяжело? Воспоминания вас не мучают?

— Мои воспоминания — не вашего ума дело.

— Узнаю Джона Ватсона. Да и в гостиной почти ничего не изменилось.

— Здесь ничего не изменилось. Как и во всей квартире.

— И это весьма любопытно. Храните память? Или что?

Каждое слово этого невозмутимого человека, так сильно напоминающего ему Шерлока, было наполнено скрытым смыслом, и страх Джона усилился.

— Зачем вы пришли?

— «Пусть мертвое прошлое хоронит своих мертвецов…» Это очень мудро, не так ли? Но ведь вы ждете его, Джон.

В сердце вонзились тысячи крохотных игл.

Какого черта?!

— Я никого не жду.

— Ждете. И это удивительно. Джон, вы удивительный человек.

— Я обычный. И повторяю, я никого не жду.

— Значит, я ошибался… В таком случае, мне пора. Прощайте.

Что происходит? Почему так невыносимо страшно? Почему так хочется закричать? Почему так слабеет тело?

— Зачем вы приходили ко мне, Майкрофт? Ведь зачем-то вы приходили. И что хотели сказать?

— Джон…

Это невыносимо! Невыносимо! Невыносимо!

— Я слушаю вас. Почему вы молчите? И почему не уходите?

— Мне нелегко начать разговор. Это будет для вас неожиданно. И, наверное, больно.

— Что — это, Майкрофт?

— Джон…

Это невыносимо… Это… Этого быть не может…

— Нет. Молчите. Дайте мне одну минуту.

— Джон…

Дай мне, чёрт возьми, всего лишь одну гребаную минуту! Ты же видишь, как трудно мне сделать вдох.

— Это то, о чём я сейчас подумал?

— скорее всего. Он жив.

— Он жив.

Я не могу, не могу, не могу сделать этот чёртов вдох! Мои легкие разорвутся.

— Джон, держите себя в руках. Успокойтесь. Вам надо присесть. Вы меня слышите? Джон!

В голове оглушительный звон — все колокола мира пришли в движение. И сквозь этот металлический грохот одна только мысль: так я и знал.

— Джон.

— Я… Я ждал этого каждый день. Да. Именно ждал. Боже, почему я сразу не догадался, что жду его? Ведь это так очевидно…

— Джон, просто посидите. Вам лучше?

— Я в порядке. Где он?

Где он?! Где он?!

— Я не знаю, как вам об этом сказать. Он ничего не захотел объяснить. Он всё время молчит. Не произносит ни слова. Последний раз он говорил со мною неделю назад.

— Майкрофт, я жду.

— Он отказывается возвращаться. К вам…

— Что?

— По-моему, он решил умереть. Мне страшно, Джон.

***

«Жив! Жив! Жив!»

Джон повторял это про себя бесконечно, сидя на заднем сиденье шикарного автомобиля Майкрофта Холмса. Время от времени он поглядывал на свои руки — не дрожат ли. Дрожат! И Джон крепко сжимал кулаки, чтобы хоть немного унять их безумную пляску.