Шрифт:
– Я ничего не буду обещать, насколько долго я там задержусь, - предупреждаю я.
– Я
никогда не представлял себя живущим где-то в таком...
– Свободном? Освобожденном? Революционном?
– Большом, - говорю я.
Через два дня после этого появляется Вик одетый в пару эффектных классических брюк с
рубашкой с воротником. Его волосы уложены на пробор и зачесаны назад, открывая его глаза,
и когда он подмигивает мне, я вдруг понимаю, почему фотография в офисе Франка показалась
мне такой знакомой. Глаза той женщины — они как у Вика. У него ее рот. И подбородок Франка
и его безупречное хладнокровие.
Адам говорил, что это была просто история, но теперь я не удивлюсь, если Вик
намеренно распускал слухи.
Вик нужного возраста — может быть, лет на тридцать моложе Франка. Он родился
примерно через десять лет после того, как Франк пришел к власти, когда методы правления
лишь только начинали становиться спорными и первые несколько поколений Похищенных из
Проекта "Лайкос" столкнулись с операционными столами.
– Привет Вик, - говорю я, в то время как он пожимает мою руку в энергичном
поздравлении.
– Каково твое полное имя?
– Виктор Франк Лерой.
– Лерой это фамилия твоего отца?
155
Эрин Боуман – Скопированный / Erin Bowman – Forged (Taken #3)
– Моей матери. Я никогда не встречал своего отца.
Никогда не встречался с ним – в это я верю, но это не значит, что он не знал, кем он был.
Это всегда имело какое-то личное отношение к Вику: борьба, последствия. Он ударил, когда
Франк впервые за долгое время пошел на конфликт, в том числе и нападение на купол Таема
было сделано просто для того, чтобы доказать, что это может быть сделано. Как мальчик,
который пытается показать отцу, что он чего-то стоит. Да и его второе имя...
Вик ушел искать Элию и после чего будут бесконечные встречи, и я решаю, что это
неважно. Я не хочу давить. Вик - личность, и то, что я знаю о нем - он хороший.
Бри снова на ногах. Несмотря на многочисленные предупреждения, она продолжает
пытаться отжиматься, только добиваясь жгучей боли в плече, после чего немедленно следует
угрюмый взгляд. Она не хмуриться, когда она извиняется передо мной, из-за сомнений во мне,
в Харви, в плане. Она говорит с настоящей искренностью, и я говорю ей забыть об этом. Это
осталось позади. Это уже не важно.
– Я должна признать, что была неправа, - говорит она.
– Почему?
– Потому что я должна, и ты заслуживаешь того, чтобы услышать это от меня. И также
еще потому, что я не хочу, чтобы ты держал на меня обиду. Я коварная в этом плане.
Мы узнаем, что Сентябрь и Эйден находятся в пути на восток. Они неплохо показали
себя, несмотря на бои, которые вспыхнули в Бон Харборе в День Разъединения, и хотя мне не
терпится увидеть их, я уйду к тому времени, когда они прибудут. Бри стало достаточно хорошо,
чтобы отправиться сейчас, и мы уходим утром. Все, что осталось - это поговорить с Эммой.
Ее ответ не тот, что я ожидал.
– Я останусь здесь, - говорит она, когда я нахожу ее выходящей из палаты Сэмми. У нее
аптечка в руках и бинты, засунутые под мышку.
– Больницы переполнены, и я не могу позволить
себе отступить, не когда так много раненых. Скажи маме, что я люблю ее, и что я здесь, если
вдруг она решит когда-нибудь прийти. Ты собираешь сказать им, что можно перелезть Стену,
верно? Из-за этого ты возвращаешься?
Не сказать им, чтобы можно перелезть, а рассказать им правду, чтобы позволить им
иметь то, чего не было у стольких жертв Проекта "Лайкос": выбора. Все же, я киваю.
– Как поживает Сэмми?
– спрашиваю я.
– Ох, он большой ребенок. Он продолжает говорить, что ему надо поменять бинты, и что
ему больно, и он клянется, что подцепил инфекцию.
– Она закатывает глаза.
– Он мог бы быть
уже на ногах несколько дней назад. У него был маленький прокол в легком после аварии.
Такой маленький, что мы даже не оперировали. Это исцеляется самостоятельно. У него повязка